ЗАКЛАНИЕ

____Рюмка граппы определённо была лишней. А может дело всё-таки в вине? Это же не рислинг или пино-гри, к которым я привык. Сам чёрт не разберёт, что варят местные корчемники, и есть ли в этом пойле сивушные масла. Несложно догадаться: у меня похмелье. Раскалывается голова, но это, собственно, не ново.
____Хочу курить, но я не взял с собою сигарет, а подниматься в номер мне не хочется. Здесь на веранде радует лишь свежий ветерок и чай. Чай крепкий, и я думаю о том, чтобы меня не вырвало с похмелья, а то будет довольно комедийная картина: меня стошнит перед старухами, что будет как бы выражением того, что я испытываю к ним — и почему бы нет? — вообще ко всем. Довольно гадостное состояние, не правда ли?
____Вдобавок ко всему многоголосицей они читают вслух, у них какое-то подобие литературного кружка, но такового, где никто не слушает, а исключительно читает, и оттого всё это отдаёт глоссолалией, но с призраком литературы.

____«…сказал Вронский, смутившись, потому что… отвар эхинацеи используют для промывания ран и глаз… житейского удобства, до маленького развлечения. Виноваты мужчины, в двадцать лет пресыщенные, с цыплячьими телами, неспособные к сильным желаниям… "This pipe was given to me by my benefactor" he said. "In turn I will pass it… Себастьяну, не будь уже наполовину за пределами сна. Я понимаю… "…у тебя очень красивый череп", — сказал он, проведя рукой по её лицу».

____От этой мешанины у меня ещё сильнее болит голова, и дабы не лить на невиновных старушенций злость, решаю прогуляться. Неторопливо двигаясь по тропкам сада, набредаю на ребёнка, девочку с миндальными глазами, ей, кажется, нет никакого дела до меня, но, лучше приглядевшись, вижу, что она глядит буквально в душу. Несложно догадаться, отчего она стоит под деревом и не решается уйти. На ветке дерева, цепляясь всеми восемнадцатью когтями, сидит котёнок, жалобно мяукая — чертовский трогательны образ.
____— Вы можете его достать?
____Я отрицательно качаю головой. Ужасно сознавать, что не способен оправдать надежд ребёнка, и расписаться в никудышности под светлым взглядом этих добродетельных очей.
____Она вздыхает, как будто в двести тридцать пятый раз не оправдались ожидания на взрослых. А может быть, я вкладываю в этот вздох что-то своё? Свою картину мира, травму своих детских лет, когда на месте этой девочки был я, когда узнал о том, что взрослые не только строят, но и разрушают. Мне хочется ответить что-то, оправдаться за свою никчёмность, только что сказать? «Давай с тобою позовём кого-нибудь другого…»
____— Он твой? — этот вариант мне нравится куда как больше, с ним я не буду слишком жалким.
____— Нет, — она качает головой, и я смотрю на деревянный крестик, что болтается поверх её цианового платья.
____И что теперь? Каким будет твой следующий отклик?
____— Мм, — я говорю что-то невнятное, — он здешний?
____— Да.
____И это не приводит ни к чему.
____— Вы не хотите взять его себе?
____— Я не могу, — я вспоминаю то, зачем сюда приехал.
____— У вас есть кто-нибудь?
____Я не улавливаю суть её вопроса. Мои глаза растерянно глядят в её.
____— Есть кто-нибудь, кто о вас заботится?
____Отлично, она говорит о тебе, как о собаке, как о беспризорнике. Вот на кого ты стал похож! От детских глаз не скроешь истину. И что это? Неужто в самом деле увлажняются твои глаза?
____— Вы одиноки?
____— Очень, — вырывается само собой.
____— Должно быть, вам ужасно сложно.
____Откуда она знает эти тайны? Что ещё она увидела в тебе?
____— Я не способен делать добрые дела, — я отвечаю ей и удаляюсь, оставляя позади миндальный взор, ревущего котёнка и эти херувимские вопросы.
____Мне хочется обратно в номер, курить, лечь спать и более не думать ни о чём. У входа на веранду мне попадается старик, я видел его пару раз, разбитый Паркинсоном отщепенец. Его походка стала лучше, нет и тремора в кистях, однако с губ его стекают слюни. Старик внезапно начинает кашлять и закашливается так, что ему приходится даже наклониться. Сестра спешит ему на помощь, только мне уже понятно, что сделали с ним эти мясники.
____— Что вы с ним сделали? — кричу я зверея.
____— Всё в порядке, — уверяет медсестра.
____— В порядке? Эти потрошители делали ему операцию топориком для льда! Они хоть знают, что такое стереотаксическая хирургия?
____— Не нужно паники! — ко мне подходит гладковыбритый мужчина, от него веет стойким дорогим парфюмом, а взгляд его холодный, профессиональный.
____— Вы кто?
____Алиенист, понятно.
____— Знаете, у любой операции есть свои риски и осложнения. Пациент о них был извещён и осознавал все риски, подписывая согласие.
____Как холодно звучат его слова.
____— Да к чёрту это согласие! Зачем было делать паллидотомию, если врачи не были уверены в результате? Почему нельзя было поставить таламический стимулятор?
____У меня раскалывается и кружится голова. От проницательного взгляда психиатра это не укроешь.
____— А вы не думали, что это было невозможно? — спокойно отвечает он. Моё неистовство его нисколько не задело.
____Я исступлённо на него гляжу.
____— Об этом я не думал, — признаюсь я, подтверждая промах.
____— Слушайте, у нас работают хорошие специалисты. Вам незачем переживать, тем более так!
____Я ничего не отвечаю.
____— Скажите, почему вас так взволновали проблемы этого пожилого человека? Вы знакомы?
____— Я вижу у вас в кармане сигареты, — говоря, взглядом указываю на пачку в левом кармане его халата.
____Он достаёт пачку и протягивает сигарету мне, а одну берёт себе; после того, как я закуриваю, закуривает он.
____— У меня на приёме вы, кажется, не были, — декларативное сомнение, в действительности он уверен, что мы с ним не встречались.
____— Нет, я не по вашему профилю.
____— Вот как, — он пожимает плечами, будто не уверен в моих словах, — вы врач?
____— Нет, — качаю головой.
____— Для не врача вы неплохо осведомлены. Что вы посещаете здесь?
____— Массаж.
____— И всё?
____— Бани, — неохотно отвечаю я.
____Он ждёт, но я не добавляю.
____— А зачем вы здесь?
____— Провериться, поправить здоровье.
____— Вот как, — говорит он недоверчиво.
____Он что капает под меня сапу? Пытается раскусить меня?
____— А головные боли?
____Теперь его черёд сканировать меня.
____— Бывают, — я киваю.
____— Вы бы могли зайти ко мне на приём. Я скажу дежурной сестре.
____Мне хочется отказаться, но я не решаюсь.
____— Отлично, — соглашаюсь я только затем, чтобы скорее скрыться.

XX

____В анамнезе моей души есть эпизоды, занимающие специфическое место. Таким является поныне поездка наша на автомобиле в горы. Совсем не хочется здесь ворошить угли давно остывшего костра и разбираться в тех причинах, которые нас побудили на такой решительный вояж: поехать из столицы в горы на своём автомобиле в долгожданный тур. До этого в горах мы, в сущности, и не бывали, поэтому для нас там всё было впервые; я склонен полагать, поэтому поездка эта импрегнировала наши души, став не только образом или реминисценцией для будующий жизни или путешествий, но и некоторым инвариантом, который впредь стал образцом, позволь, скажу точнее, что бенчмарком — прости мне мой профессиональный сленг. С тех пор, признаюсь, я влюбился горы, хотя мне следовало бы их возненавидеть, ведь той весной мы набрели в своём пути на скрытый райский уголок в горах; элизиум, который открывается лишь после смерти, раскрылся перед нами без условий и препятствий, просто так, задаром; но как могли мы знать тогда, что возвращение из рая будет столь суровым, что наша жизнь земная с её размеренностью, повседневностью станет для нас невыносима, те идеалы, что мы видели в горах, будут манить нас, словно маяки, и мы забудем древний афоризм, что nemo est perfectus. Но я даю фальстарт, для этих измышлений слишком рано…
____Мы ехали втроём: я за рулём хэтчбека гранатового цвета, рядом ты, а сзади или впереди на иномарке мой хороший друг. Конечно, мы могли бы ехать на одном автомобиле, но ему необходимо было возвращаться вскоре на работу, и потому, по замыслу, он должен был покинуть нас на середине тура.
____Я не забуду той поездки никогда. Раскинутые степи, солнце, заливающее пустошь, балки и овраги, затем всё больше косогоров, наконец холмы, а там уже и горы, поселения горцев, коровы, выходящие мычать на трассу, кони и отары, наводняющие русло автотрассы, словно снежная лавина, только что сошедшая с горы, а вот чабаны с ветками — орудующие среди снегов дорожники с лопатами, — гурт утекает, смотрим ему вслед, и вновь педаль акселератора уносит дальше, чтобы мы петляли среди спусков и подъёмов, чтоб снова упереться в тушу, что стоит посередине нашей полосы, мычит и водит влево-вправо небольшими чёрными рогами — ну никаких зачатков самосохранения, — издольщики, стоящие с мотыгами возле плетней, а иногда в аулах каменные сторожевые башни и ограды, мечети, где, быть может, в тот момент, когда мы проезжаем, имам читает суры, и им внимают прихожане-мусульмане, неоперённые ещё листвой деревья сплошь усеянные гнёздами омелы, погосты, пасеки, в них добывается тот самый горный мёд, произведённый из пыльцы гречихи, дягиля, форзиции, жердёлы; мы останавливаемся, чтобы выпить горный чай, смеёмся своим шуткам, нет ли в чае том стеблей эфедры, затем опять дорога по прямой и повороты вправо, влево, опять поля, и задницы крестьянок в поле, тяжкий труд — за 80 центов? — виляющие ласточки среди натянутых вдоль трассы проводов, слепни, идущие упорно на таран и в лобовое, их трупы смахивают дворники, но не смывают кровь, посёлки возле скал, мосты через бурлящие речушки, пескобазы, хвойные леса, где мы сбавляем ход, чтоб пропустить неторопливой рысью скачущих джигитов, их кавалькаду замыкает иноходец, ты рада, что успела их заснять, за поворотом наконец-то ледяные пики, вдающиеся в явь так резко и со звоном, что нам хочется кричать, их величавость — апогей тектогенеза, убитое колёсами покрытие дорог, мы кое-как плетёмся среди гор и догоняем грузовик с торчащими свиными рылами, которые, как кажется, везут на скотобойню, палатки перед кишлаком, где женщины в шейле торгуют автохтонным сыром, лавашем, вином, сам чёрт не разберёт, какой-то сладкой снедью, вино и сыр, конечно же, берём, а сладкое мы взяли в прошлый раз, возле заправочной купили курабье и шекерпаре, кружащийся среди отрогов гор орёл, бипланы, распыляющие пестициды, поля, холмы, холмы, поля и горы, на которые свербит залезть, чтобы объять всё то, что ниже, разом.
____— Чем первороднее природа, тем беднее люди там живут, — произнёс я, когда, выйдя из автомобилей, мы следовали извилистой деревенской улицей, должной вывести нас на тропу, идущую к некому утёсу, располагающемуся не на вершине скалы, а вымытому и выветренному в горной породе крутого склона куэсты таким образом, что он образовывал глубокую впадину с удобным для хождения и сидения ступенчатым полом и нависающим над ним козырьком известняка.
____Мы шествовали мимо низеньких и стареньких домов, девичий виноград змеился по оградам, рядом паслись овцы, всё зеленело и цвело, а грудь вдыхала тёплый чистый воздух, который ты не встретишь в городе. Картины этих видов — пастораль, мои воспоминания о них — буколика. И идилличность окружения именно в таком контексте нами и воспринималась. Мы чувствовали, что хотели бы остаться здесь, чтоб замереть и никуда не торопиться. Конечно, в допущениях всегда намного больше красок, нежели в реальности, но нам тогда хотелось верить, что, быть может, именно такие безмятежные места и есть тот рай, который отделён хребтами кряжа от суетности остального мира, но каждый всё-таки осознавал, что он в этих местах прохожий, он не абориген, а потому для здешней стороны он чуждый.
____— Ты посмотри, тут гуси! — радуешься ты, указывая на идущую раскачивающимся шагом банду гусаков.
____— Это великолепно, что животные тут ходят свободно, словно люди, что они не заперты в клетках, — констатирую увиденное я.
____— Право дело, — ты не унимаешься, — за ними так забавно наблюдать, — указываешь на гусей, как будто я их до сих пор не вижу.
____— А ты посмотри, какие виды гор, какие тут деревья, как всё зелено и чисто, — мне мир хотелось обвести рукою.
____— Мне так тут нравится! — ты посмотрела мне в глаза проникновенно. — Пообещай, что мы когда-нибудь сюда вернёмся…
____Звучало это, как пообещай, что наша жизнь всегда будет прекрасной, как сегодня.
____— Ты бы хотела провести в таком месте старость?
____— Не знаю, возможно, что и нет. Здесь хорошо, когда ты молод, а когда ты стар и много бытовых проблем, к тому же далеко от всех, это может быть тоскливо.
____— А где бы ты хотела провести старость?
____— Знаешь, на самом деле, мне кажется, что это второй вопрос, а может, даже третий, на самом деле важнее с кем.
____Забравшись по крутой тропе, по коей скачут с лёгкостью лишь козы, мы выбрались к лесной дороге, идущей по низине вдоль куэсты. Я большее внимание уделял горным породам, замирая у камней и валунов, разглядывая их разнообразные окрасы: молочно-синеватые цвета, черника со сметаной, алебастровый окрас, как плотно сжатый творог, но с оттенком сероватым, может, даже голубым, при этом замечая: «Мне кажется, что это флиш», — но всё-таки я не был до конца уверен; а ты же больше удивлялась толщине стволов деревьев и пыталась их обнять, заранее осознавая, что соединить обе руки не сможешь.
____— Иди сюда, помоги мне его обхватить.
____— Ну зачем? К нам ещё смола прилипнет.
____— Не занудствуй! — продолжаешь ты настаивать, стоя вплотную к стволу дерева и глядя на меня через плечо.
____Я поддаюсь, иду к тебе, и мы обхватываем дерево.
____— Толщина два человека, — радостно подводишь ты.
____— По тебе вон муравей бежит.
____— А-а-а, где? — ты беспорядочно проводишь по себе руками.
____— Да постой ты, я его сейчас сниму.
____Мы возвращаемся на заросшую травой лесную тропку.
____— А если бы ты была деревом, то каким бы деревом ты была? — вдруг спрашиваю я, вероятно, оттого, что игривое настроение мне передалось от тебя.
____— Можно я не буду отвечать на этот вопрос?
____— Можно, — я смеюсь.
____— А мы разве не встретим здесь красивых девушек, которые будут нам улыбаться? — спрашивает нас друг, чтоб поддержать задорную атмосферу разговора.
____— Ты ждёшь туристок или лесных нимф? — по-дружески, как это заведено между мужчинами, подначиваю я.
____— Нет, я про местных горячих девушек, которые ждут не дождутся, когда встретятся со мной.
____— Знаешь, местные девушки это ведь тебе не томные таитянки, какие изображены на полотнах Гогена. И вряд ли вообще хоть кто-нибудь мечтает встретиться случайно в лесу с тобою.
____— Ты умеешь дать надежду.
____— Я приучаю тебя к реальности. Да и какие девушки, чёрт возьми! Наслаждайся природой. Девушек своих будешь в городе искать.
____Дорога уходила выше, и после череды перелезаний через камни мы попали на ту самую площадку, к которой и держали путь. Вид завораживающий: холмы, заросшие зелёным лесом, где-то меж деревьев проступает горная река, а рядом с ней миниатюрная деревня, так высоко и далеко мы забрались. Окинув взглядом всю открывающуюся панораму, сели на ступени из породы, выпили оставшуюся воду, и ты опустила голову на моё плечо. Так замерев смотрели вдаль. Я поправлял прядь, упавшую на твоё лицо, но держать твои волосы, всё равно что удерживать ветер, их то дело раздували новые потоки воздуха.
____Мы возвратились, развели костёр, поставили палатку. Ели, помнится, салат, печённую в углях картошку и тушёнку, сваренную на костре. Смеркалось рано, и мы, уставшие, устроились в палатке. Я не смогу забыть, как сильно мёрз в ту ночь, не взял с собою спальник, и кое-как мне удалось до утра подремать. Когда мне надоело мёрзнуть, и я окончательно проснулся, вылез и решил, что лучше бодрствовать, активно двигаясь на свежем воздухе, чем пытаться сохранить обрывки жалкого тепла, к тебе тулясь.
____Оделся и обулся, начал чистить зубы, и именно тогда впервые я увидел, как просыпаются горы. Ещё не видно солнца, оно карабкается где-то за холмами, но снежные вершины вдалеке уже блестят чуть алым светом. Потом всходящие лучи высвечивают, кажущуюся вдалеке ковром изо мха, растительность на склоне, и она, ещё секунду назад бывшая какой-то блёкло-синей, приобретает краски, где зелёные, а где и жёлтые тона. И это действо — результат мгновений, его нельзя запечатлеть ничем, его возможно уловить только глазами. И именно в таких местах ты начинаешь верить, нет, да что там верить, чувствовать вселенский пантеизм.
____Затем опять за руль, опять дорога, мы углублялись по ущелью в горную гряду. Уже повсюду обступали нас высокие и снежные вершины, наш путь лежал к потухшему вулкану. Оставив на свободном месте наши транспортные средства, мы пошли извилистой горной дорогой, поднимающейся поначалу через заросли кустарников, деревьев; она была проезжей, но с таким количеством ухабов, что испытывать подвеску наших городских автомобилей мы не захотели, потом деревья кончились, и серпантин взбирался по достаточно пологим склонам. Вот там и было решено, не следовать проторённой дорожкой, а карабкаться по склону, благо выглядел он не отчаянно крутым, но всё же, когда мы принялись карабкаться, подъём давался нелегко, не только потому, что приходилось лезть наверх, передвигаясь, в общем-то, на четвереньках, но и потому, что почва уходила из-под ног. Уже довольно скоро стало ясно, что карабкаться цепочкой друг за другом невозможно, идущему внизу довольно часто засыпало руки, ноги, иногда лицо не только пылью, но и мелкими камнями. Мы разделились и взбирались уже параллельно, тогда подъём стал легче, можно было не боясь ступать на шаткие большие камни, которые после толчка ноги срывались вниз и долго с монотонностью скакали, увлекая за собой по склону прочую породу.
____Подъём занял у нас, наверно, полтора часа, поскольку за одной вершиной ската тут же обнаруживалась и другая, но всё же нам мирволила удача, и мы, взобравшись по уже не сколь пологому откосу, отыскали довольно острый гребень отрога, выдающегося от горы по меркам здешних величин не так значительно, но всё-таки достаточно, чтоб скрыть собою вид на перевал с густой растительностью и ручьём, задорно скачущим по валунам и зачинающимся от ледника. И вот, усевшись на зелёный острый гребень, мы счастливо смотрели вниз. Поверить сложно, если сам не видел, что бывают таковые скрытые от глаз людей места. За нами были сияющие белизной острые вершины, ниже склоны, сплошь усеянные горными цветами: рододендроном, эдельвейсом, горечавкой и камнеломкой с молодилом среди шлака или прямо на торчащих среди травы валунах, представляющих собою остывшую когда-то лаву. Казалось, можно было бесконечно здесь сидеть и вглядываться в горную гряду, имеющую в своей основе некий скрытый нарратив, который-то и позволяет так надолго занимать твой взгляд, подталкивая его к тому, чтоб изучать мельчайшие детали. И с высоты смотреть совсем не страшно, быстро привыкаешь, что всё имеет гулливеровские мерки, которые тебе, простому человеку, не под силу вымерить ногами и руками, ни даже величинами домов, что расположены там, вдалеке, в деревне, они для здешних мест лишь щепки да крупинки. Да и сама идея измерять гору порочна. Чем будешь её замерять? Линейкой? Сколько метров в высоту? А в ширину? Да что вы! Попытка прилагать стандартное мерило умаляет всё достоинство горы! Пожалуйста, идите измеряйте только то, что вам под силу: дороги, улицы, мосты, жилища, но никак не горы. Здесь даже время, кажется, бездвижно. Кругом такой простор, такие расстояния, исполинские высоты, что запросто свыкаешься с ощущением, что всё это выше тебя, и ты ничтожен, мелок, и в отличие от них не вечен и несовершенен, а потому изображать хоть что-то из себя — пустое дело. Ты просто маленькая часть, и радуйся хотя бы такой роли. Ты не влияешь ни на что, ты здесь никто, ты только наблюдатель, и всё, что делал в жизни ты, бессмысленно и тщетно…
____Пройдя хребтом, мы возвратились на дорогу и вышли к горному ручью, который среди камешков сплетался ловкими узлами, и из него, сложивши руки блюдечком, мы напились водою талой.
____— А мне вот интересно, — помню, ты спросила, — здешние цветы, к примеру, горечавку, кто-то опыляет? Ну в плане, долетают ли сюда шмели и пчёлы?
____— Я не знаю, — отвечал, — но я здесь понял, что в горах всегда намного больше задаёшь вопросы.
____— Но и есть такое чувство, будто здесь на всё имеются ответы.

XXI

____Я вновь ныряю в океан воспоминаний. Волны качают меня вверх и вниз. Всё будущее моё — прошлое. У этих вод особая температура. Ты можешь мне не верить, но твоя вода теплей, определённо. Я даже бы сказал, она термальный источник. Да, будущее может быть горячим, ты окунаешься, плывёшь, уходишь в чаяния и ожидания всем телом с головой, и оттого вода в которой ты тепла, как материнские потоки, а то, что было, всегда на пару градусов похолодней. Конечно, есть воспоминания, от коих будто даже согреваешься, но они теплы не более, чем весеннее солнце, греет, но не обжигает, согревает, но не жжёт. Но те, что мной записаны здесь ниже, они иного толка, в них есть привычный звон весенних вод, хотя они в действительности осень.
____Я вспоминаю: солнце, жаркий день, по нашим шеям каплями струится пот. Мы в долине, солнцем залитой и окаймлённой отлогими горами, вдалеке, как будто бы в чаду, на деле в мареве курящегося воздуха, туманным призраком виднеются белёсые зубцы хребта, который точно позвоночник длинного питона, протянулся на столько километров, что исчисляется, представить только, числами четвёртого порядка. Начало дня, но мы в пути уже довольно долго. Пройдя среди ущелья домов горной деревни, где терракотовые крыши сплошь из желобчатой черепицы, где дети горцев сплошь не удосужились пройти инкультурацию, где даже нас, представителей большой колониальной нации, сложно упрекнуть в культурном империализме, мы по просёлочной дороге вышли в яркую зелёную долину, чтобы вскарабкаться на одну заманчивую гору. По сути, эта вылазка имела казуальную природу. Мы проезжали мимо, увидели завлекательную непонятными нам аспектами гору, и решили на неё взобраться. Наш друг уехал восвояси, отпуск продолжался, и мы тратили хорошие деньки на то, чтоб ползать по ущельям и горам. Оставили машину и направились пешком через долину; малиновки выпархивали из кустов, бросая свои пасхальные кладки, над нами пролетали щурки, пестря своими жёлто-синими тельцами, мы им удивились, ещё проходя деревней, когда они гирляндами сидели на протянутых между столбами проводах.
____— Ты посмотри какие они красивые, как попугаи! — восхищалась ты.
____— Да, в городе таких красивых птиц не встретишь!
____Долиной шли мы долго, слишком долго, на гору так и не смогли залезть, не так-то это просто, как может показаться на случайно брошенный быстрый взгляд. Когда мы возвращались, солнце говорило полдень. Почти закончилась вода, во рту слипалось. Мы сделали привал на прошлогоднем сене, которое, как видно, кто-то, выкосив, не выкроил минуты, чтоб убрать.
____— Знаешь, что такое счастье? Это расшнуровать ботинки и сделать три глотка воды.
____— И осознать это способны только те, кто через всё это прошёл.
____В ботинках ноги чуть ли не кипели.
____— Именно, — я подтверждаю и тяну ступни, в них что-то хрустит, — для прочих эти грани жизни недоступны, им счастья этого не понять.
____— Мне кажется, у меня вся шея и лицо обгорит, — говоришь ты, закрываясь от солнца.
____— Возможно.
____Мы тогда ещё не свыклись с тем, что, находясь в горах, непременно обгораешь.
____— Рюкзак тяжёлый?
____— Нормальный, — отвечаю я, — главное, когда идёшь в горы, нести в рюкзаке только необходимое, а всё лишнее у нас с тобой в машине.
____Мы опускаемся на сено и лежим. Когда лежишь на сене, и всё в округе заливает солнце, представляешь, что этот золотисто-жёлтый цвет заполоняет мир до горизонта и шевелится словно на картине Винсента Ван Гога с отдыхающими жарким днём в сиесту, а облака, что исполинскими громадами зависли в вышине, точь-в-точь с картин Марка Маджори. Но, кажется, я слишком отошёл от нарратива, почти что перейдя к пленэру.
____В тот вечер мы остановились ночевать в мотеле, а следующим днём уже приехали на фестиваль с не вполне понятной концепцией, которая, как видно, по большей части заключалась в том, чтобы совместно провести уик-энд в горах. Из багажников здесь торговали фруктами и овощами, алкоголем, чаем и ещё какой-то снедью. Было удобно, что не нужно думать о еде, кострах и чае. Мы чуть поодаль, чтобы ночью не тревожил шум, поставили палатку, мой друг оставил мне свой спальник, и я мог ночевать уже не мёрзнув, под вечер в этой местности всегда было прохладно. Я ждал, что будет музыка, но против ожиданий ей была не та, что обычно у кого-нибудь играет из машины, а живая: калимба, укулеле, губная гармошка. Напоминающие хиппи люди исполняли музыку поочерёдно, они же напивались пивом или медовухой, кто-то даже водкой. Особняком держались гляциологи, как видно прикатившие на фестиваль специально ради развлечения, о другом досуге здесь и нечего мечтать: в соседних деревушках не было не то что баров, а иногда и даже магазинов. Мы попивали у костра с тобою сидр, переговаривались шёпотом друг с другом, слушая чужие разговоры. Затем возле костра, где мы сидели, организовалось импровизированное действо, спектакль в котором каждый был актёром. Один кудрявый, бородатый паренёк звал тех, кто не боялся выходить, к костру и задавал какую-нибудь тему. Например, «ваш страх».
____— Быть может, это глупо, но я боюсь пауков, ещё змей, здесь могут быть змеи, но здесь я их не боюсь, — говорила одна девушка, стоя наполовину в отсветах огня, а наполовину в полумраке ночи под до мажор укулеле, — и ещё боюсь стареть. Очень боюсь стареть, мне не хочется быть старой, и я боюсь, что из-за этого перестану нравиться людям, и со мной не захотят общаться… захотят, но не так, как раньше. Я вижу, как стареют мои родители, я не перестала их любить и не стала меньше с ними общаться, но я же их дочь, и мне бы не хотелось стареть… И я боюсь, что я… потеряю своих родителей. Боюсь… что они уйдут от меня, и, может быть, тогда я останусь совсем одна.
____— Иногда паузы говорят больше, чем слова, — ты шептала на ухо.
____«Незабываемый день».
____— Мне не так много лет, девятнадцать, — говорил высокий поджарый юноша под капель калимбы. — Наверно я могу вспомнить не так много, как другие, и, может быть, этот день в последующем будет для меня самым ярким и не забываемым, как все мы здесь сидели у костра; но самым незабываемым днём, наверно, было то, как мы с родителями ездили на север, к морю. Там были довольно высокие скалы, и к морю нужно было спускаться. Мы переночевали, там был рядом отель, недалеко от моря… и там был спуск. Наш с братом отец встал раньше и уже успел искупаться. Мы же с братом пошли позже вдвоём, было ветрено, хотя и было лето, но было не тепло, и мы спустились к морю, смочили руки, посмотрели на воду и вернулись. И вот тогда, помню, мой отец спросил нас, купались ли мы в море. Мы ответили, что нет, что там холодно и всё такое. А он сказал: «А я купался в этом северном море». И тогда я почувствовал, что теряю, что я тут был, может быть, первый и последний раз в жизни, а так и не искупался, и мой брат то же самое почувствовал, и тогда мы с ним побежали к морю, и хотя и было жутко холодно, но искупались. И вот теперь я могу говорить, что плавал в северном море.
____— Спасибо, — сказал ему ведущий, и все присутствующие захлопали.
____В конце, мне помнится, этот устроитель вечера сказал замечательнейшую фразу: «Нет ничего интересней историй людей, даже самых простых и обычных, потому что обычных людей не бывает. Нет людей без историй и нет историй без людей».
____Затем чуть слышно пели песни, певцы не обладали вокальным навыком, сравнимым с твоим, а вместе с ними петь ты не прельщалась. Мне вдруг захотелось танцевать с тобой под эти песни, как некогда мы танцевали под мелодии тапёра в душном маленьком подвале какого-нибудь провинциального кафе, где свет был мерклым, стол недорогим, а персонал всё время путал сервировку. Я неизменно по-прокофьевски приглашал тебя на танец фразой: «Вальс, мадам!», — и мы с тобою танцевали. Но здесь была другая атмосфера, мы сидели, слушали безумнейшие разговоры окружающих нас людей, они все сплошь обладали металогическим мышлением и размышляли о космополитизме и детерминизме, или даже о каком-нибудь вселенском сверхразуме, абсурдно приводя в подтверждение своих слов об иных мирах и цивилизациях абидосский палимпсест или религиозно-мистический опыт тех или иных людей, не задаваясь вопросом, не было ли это действием банальнейшего диметилтриптамина, а может, даже и какого энтеогена.
____— Самое удивительное, — интимного говорил тебе на ушко, комментируя только что сказанное одним из присутствующих здесь людей, — что иной раз люди, говоря о человеческом обществе, считают мудростью слова какого-нибудь аскета. Но как аскет может судить и давать рекомендации по поведению среди людей, когда он сам не вынес общества и от людей по сути скрылся? Да, пингвины птицы, но просить их научить летать — безумная затея. У аскетов можно научиться только одиночеству или на крайний случай бегству.
____— А ты не хочешь сбежать?
____— Отсюда?
____— Да, где-нибудь пройтись.
____— Давай поднимемся на тот холм, я только возьму фонарики, там вроде была ровная дорога и оттуда должно быть видно горы во всей их красе.
____— Отличная идея, правда, если мы хоть что-нибудь увидим.
____Мы, освещённые луной, поднялись на небольшое возвышение, стоящее чуть в стороне от лагеря, с холма открывался прекрасный вид на расположенную под ним низину; конечно, ночью там едва ли можно было что-то разобрать. Виднелись ледяные пики гор, измазанные серым цветом ночи, а там внизу на полотне долины бодрствовали огоньки нечастых фонарей и редких окон, что ещё подмигивали светом. Казалось, в небе отражался свет деревни, а может быть, деревня мимикрировала под звёздное пространство. И там за окнами была чья-то жизнь, пусть мелочная, пусть чужая, но всё-таки семейная, и, может быть, счастливая насколько это возможно. Нет, людям никогда не достать до звёзд, но они научились уподобляться им своим огнём. Ведь в сущности же что такое пламя? Крохотная часть звезды. Тепло и свет. Твоя рука была в моей, а светом были твои очи. Я знаю, ты тогда меня ещё любила, ты полагалась на дыхание, улыбку, взгляд и теплоту ладони. Мне не хотелось выпускать тебя из рук, мне не хотелось отдавать тебя холодному и бессердечному пространству. Да простишь ты мне каденции, но именно в ту ночь в твоих глазах луна заночевала, когда я повалил тебя на плед, и твои руки опустились на моё лицо и шею, приятно их собою холодя. Как хорошо тогда цветы запомнили твой запах, тогда я с жадностью его вдыхал. Я целовал тебя в светящуюся под луною шею, ты повернула набок голову, закрыв глаза, мне до сих пор твой профиль рисует мастихин воспоминаний. Я помню, что довольно долго любовался на твоё лицо, оно казалось мне точь-в-точь с искусной геммы. Тогда мы и вкушали истинное счастье. Любовь… любовь… любовь… любовь… любовь… любовь… Послушай эту вереницу слов, воздушный хоровод-водоворот, что получается на выдохе из стуков языка о нёбо. И мне хотелось следовать за светом блуждающего огонька. Ты приоткрыла веки, и в космосе твоих зрачков я различил луну и звёзды. От поцелуев у меня кружилась голова. Вокруг неслась кружащаяся темнота, дыхание ледников иной раз обдавало неприятной прохладой, а сверху в нас вонзались миллиардом глаз светящиеся звёзды. На этом склоне не было других, но и не казалось, что мы одиноки. А после капающих на душу потоком красоты, как звуки арфы, твоих вздохов, я свалился рядом и смотрел на звёзды.
____Теперь глядя на нас, тогда лежащих полуголыми под звёздным небом, мне видится, что это было несомненно некое крещендо наших отношений, а далее за ним, как следовало ожидать, пришло диминуэндо, но осознать тогда, что наши отношения подчинены были закону маятника, где за прекрасным взлётом следует обратный ход, мы были неспособны. Мы, наслаждённые тогда друг другом, лежали близко, обнимаясь и смотрели в космос. Тогда и чувства наши были таковыми, какими они были в самом начале, у истоков.
____— Это невероятно, вот так лежать и смотреть на звёзды в абсолютной темноте.
____— Да, и видеть млечный путь, который в городе не видно никогда. Космические ощущения!
____— Бескрайняя звёздная ночь, — прошептала ты.
____— А когда ты смотришь на звёздное небо, у тебя нет желания, чтобы на нём произошли какие-нибудь перемены?
____— Нет, я его так редко вижу, что довольствуюсь тем, что есть. На него и так можно смотреть бесконечно.
____— Да, при этом хорошо бы иметь с собой переносной телескоп, если мы вообще в него сможем хоть что-нибудь увидеть.
____— Или ты о том, — ты резко вдруг приподнялась, чтоб заглянуть в моё лицо, но тут же уловив, что я тебя внимательно слушаю, опустилась назад, головой на мою руку, — или ты о том, чтобы небо менялось, когда на него смотришь? Вот представь, если бы звёзды плыли так же, как и облака, чтобы они закручивались в водовороты и мерцали разными цветами.
____— От этого можно сойти с ума.
____— Но только потому, что ты вырос с сознанием того, что оно неизменно, — ответила ты, погладив рукою ночь.
____— Или другие планеты были бы намного ближе к Земле, и Марс нам виделся бы не звездою, а хотя бы как луна или того крупнее.
____— Да, и галактики светились бы своими спиралями где-нибудь в уголке, вон там, — ты на небе утвердила место для галактик.
____— Возможно где-нибудь и есть такое, но не в нашем мире.
____Ты с сожалением вздохнула. Little nymph of love.
____— Ты не задумывалась, что, глядя на звёздное небо, мы смотрим в прошлое?
____— Нет.
____— Всё то, что видим мы, произошло десятки, а то и сотни лет назад. Иное из того, что видим мы, вообще уже не существует.
____— Ты хочешь сказать, что мы видим призраки звёзд?
____— Призраки звёзд, которые уже потухли или преобразились в нечто иное. В этом-то и заключается историческая диалектика звёздного неба. То, что видим мы, для нас настоящее, но для каждой звезды это прошлое, причём прошлое своё, для одной, быть может, восемнадцать или двадцать лет назад, а для другой пятнадцать тысяч, то есть звёздное небо соткано из разного прошлого, из разных эпох. Быть может, именно сейчас эта звезда выглядит так, какою она была, когда родился Эйнштейн, а эта так, когда родился Бонапарт, а та, светящаяся слабо, видна нам в том своём обличии, какой она была, когда родился Навуходоносор или вовсе, когда даже не было людей.
____— Получается звёздное небо, это не только разница в пространстве, но и разница во времени для нас?
____— Да, именно. Мы всегда видим только прошлое. Мы всегда опаздываем, глядя на звёздное небо. Быть может, если мы здесь очутимся через восемь лет с тобою снова, то Сириус как раз будет выглядеть таким, какой он есть сейчас, когда мы на него смотрим, но сейчас мы видим его только в прошлом. Интересно, да?
____— Да, но всё это так невероятно, как будто ты в каком-то фильме, где смешалось прошлое и настоящее, а заодно и то, что будет.
____— Поэтому мне и хочется увидеть в этом небе хоть какие-нибудь перемены.
____— Например, какие?
____— Все эти процессы, что мы видим, идут миллионы, а может, даже миллиарды лет, и со своей скудной земной жизнью мы, в сущности-то, охватить ничего не можем. Единственное, что, быть может, доведётся нам увидеть, так это комету Галлея или, допустим, взрыв Эта Киля, — я засмеялся.
____— Ты чего смеёшься? — ты меня одёрнула.
____— Да просто представил, как взрывается Эта Киля, преобразовываясь в сверхновую звезду, при этом снося своей мощнейшей радиацией всё на своём пути, в том числе и наш озоновый слой. Хотя вряд ли это будет. Слишком она далеко.
____— А где она? — искала ты её на звёздном небе.
____— Отсюда её не видно. Да и я не такой знаток звёздного неба, чтобы точно тебе указать, где расположена какая. Прохладно, да? Давай закутаемся в плед.
____— Да, осталось так мало тёплых дней лета.
____— А вот и ещё один парадокс.
____— Какой?
____— Конечность времени. Нам оно кажется конечным, что у всего имеется начало и конец, на деле же главное свойство времени — это его бесконечность. Если оно и не бесконечная прямая, то уж всяко луч.
____— Да, но наши жизни на его бескрайнем беге лишь отрезки. Да и вообще вся наша жизнь как будто состоит из таких вот отрезков, и никогда не знаешь, когда они начинаются и когда заканчиваются.
____— Не в звёздах, нет, а в нас самих ищи причину…
____— Кто это? — ты сразу понимаешь, что это цитата.
____— Шекспир, реплика Цезаря к Бруту.
____Потом была ночь. Бескрайняя и всеобъемлющая ночь. Мы проникали в её суть; здесь всё, не только небо, имело совсем иную сущность, чем встречаешь в городе, и даже тишина, казалось, обладала звуками, но звуки эти не принадлежали птицам или насекомым, эти звуки исходили от звёзд, от гор, от белых мреющих в заволакивающем мраке ледников, от шёпота травы, кипения неукротимых горных рек, от холода земли — всё было пронизано невидимыми, но это и не значит что неуловимыми волнами: земля остывала, ледники сияли холодом, река несла в себе их лёд, камни сосали тепло, и все эти процессы сопровождались мельчайшими колебаниями воздуха, которых здесь хватало с избытком, чтобы уловить волнения души природы, наделяя тишину глубиной звучания.