ЗАКЛАНИЕ

____Особый утренний запах лета не спутаешь с вешней свежестью или зимним холодком, в нём, кажется, витает сам вкус к жизни. Я встал сегодня рано, чтобы встретить денницу. Когда ещё её увидишь? Однако моё ожидание, что мне удастся долго просидеть в безмолвном одиночестве, не оправдалось, уже скоро из своих камор и склепов выползли седые ведьмы, страдающие от бессонницы. Их разговоры начинаются с того, что каждая, как может, сетует на то, что сон уже не тот, что в детстве, как будто они и вправду ожидали, что эпифиз их и уровень мелатонина будет в старости таким же, как и у детей. Однако, несмотря на жалобы, они после обеда, в час сиесты, непременно все отправятся в постель, а после, пробудившись к вечеру в поту от солнца, будут ночью безуспешно пробовать заснуть.
____— Вам, как обычно, чай? — спрашивает дежурная сестра. Это довольно полная и уже немолодая женщина.
____— Он с чем?
____— Мята, облепиха.
____Я киваю. Она наливает в прозрачную кружку смесь лимонный кадмий, золотая охра. Ставя на солнце, произносит: «Чай на солнышке играет, настроение поднимает». Я усмехаюсь, одаряя её сдержанной улыбкой.
____Поскольку я сижу в некотором отдалении от ковена старух, а сёстры удалились, и меня никто не видит, я в нарушение всех правил закуриваю сигарету на веранде, запивая её кислой насыщающей смесью. Со стороны мой взгляд слишком внимателен и пристален, я, кажется, как хищник, наблюдающий за дичью, борозжу глазами море; медленно затягиваюсь сигаретой и неторопливо отпиваю из стакана ядовито красочное зелье. Однако я смотрю не вдаль, а в воспоминания. В который раз припомнился мне приготовленный тобою чай, тот самый, что я пью сейчас, мята с облепихой, но чай — напиток, а воспоминания всего лишь запечатлённый в мозгу образ. Они, увы, не обладают вкусом, запахом, теплом, они близки и ярки, но любое из воспоминаний только призрак, они уже не смогут обрести материальную основу, а значит, им уже и не дано реализоваться в жизнь. Они даже не ветер, мираж и тот имеет большую основу: кванты света. Они пучок, вдруг въевшийся в сознание, и кто сумеет разъяснить, а почему именно вот этот чай я так запомнил, ведь ты готовила на протяжении всех этих лет несчитанные кружки чая, кофе и компотов, а помню я только один. И где бы мне его ни предложили, я всюду буду вспоминать тебя. Смешные сантименты? Но может это-то и есть любовь? Вот этот чай с листками мяты и вареньем облепихи. ____Прекрасно мыслить, что ты пьёшь любовь…
____Чем выше по горе карабкается солнце, тем больше стариков приходит на веранду. Их невозможно слушать: тарам, тарам, фармакологические компании доплачивают врачам, чтобы они выписывали пациентам определённые лекарства, которые, естественно, дороже; а вот и следующая сплетня: генно-модифицированные овощи вызывают рак тем, что изменяют ДНК человека. Я даже не хочу пытаться объяснить им инсерцию. Ну а вообще их разговоры часто сводятся к эсхатологии. Их общая мечта — ядерная боеголовка, которая бы прихватила вместе с ними на тот свет и пару миллионов, а то и остальное человеческое племя. Ну что ему без них благочестивых делать?
____— …они предсказывали конец света. Он был как раз в прошлом году…
____— Конец света в прошлом году? — бестактно вмешиваясь, переспрашиваю я, звеня грубым грудным голосом.
____— Да, а вы не знали?
____— Нет. А как вам удалось его пережить?
____Они смотрят на меня, как на придурка.
____Однако всё это не то, что их действительно интересует. Действительно животрепещущая тема появляется тогда, когда один старик с Альцгеймером, стоящий сам наполовину если не в могиле, то лишь в шаге от беспамятства в лугах Асфоделя, является с известием, что этим утром не проснулась одна пожилая дама. Весь ковен тут же всполошился, прикрывая междометиями свой испуг отнюдь не за усопшую, а за самих себя, осознавая то, что недалёк тот час, когда и с ними то же самое случится.
____— А как её зовут? Как звали? — тут же поправляется колдунья со старческими пигментными пятнами на лице.
____— Как звали? Постойте… как её звали? — повторяет старик так, как будто может вспомнить. — Мы же с ней говорили. Она даже говорила мне своё имя. Определённо…
____— Может быть, это Наталья?
____— Нет, не она. Точно не она.
____— Иванка?
____— Нет, я бы запомнил.
____— Ольга?
____— Вера или Варя, я уж и сама не помню, — силится вспомнить имена постоялиц другая старуха.
____— Нет, нет, — твердит старик.
____— Регина? Её сегодня с нами нет!
____— Дура что ли? Я тут! — шумит старуха из-за спины той самой, что её похоронила.
____И далее ничего незначащий набор имён. Неужто им действительно так важно знать, как звали ту, которая скончалась?
____— Ну тогда расскажите, как она выглядела, — предлагает пожилая дама, видя тщетность трудов старика, припомнить хоть какое-нибудь имя.
____— Старушка как старушка, седая такая...
____«Довольно яркий образ», — хочется добавить мне.
____— Но как же так? Куда смотрят врачи?
____— Неужели ничего нельзя было поделать?
____— Чем она болела?
____Очередь вопросов сыплется на старика.
____— Кто? — спрашивает старик, теряющий нить разговора, не удивлюсь тому, что он к обеду всё это уже забудет.
____— Она наглоталась таблеток перед сном и умерла, — отвечает более осведомлённая ведунья.
____— Правда?
____— Что же вы нам сразу не сказали? — одна из ведьм укоряет старика.
____Мне кажется, что от известия о смерти по своей инициативе все старухи как-то выдыхают. Не оттого ли, что уход по собственному желанию всё же выбор, а не безальтернативный факт?
____От удручающей картины: разговоров, полностью лишённых смысла, меня избавляет медицинская сестра, появляющаяся на веранде. Я тут же её подзываю, не позволяя никому втянуть в бессмысленное обсуждение.
____— Вы не могли бы мне помочь перенести документы до того свободного столика, что стоит у моря? Там никто меня не будет отвлекать. — я показываю на папку с записями, которую мне неудобно держать самому.
____— Конечно. Вы всё пишете?
____— Да.
____— И как продвигается?
____— Неплохо, — я не вдаюсь в детали.
____Я устраиваюсь за столом поближе к балюстраде, чтобы иметь возможность смотреть на пляж, загорающие и резвящиеся в море люди по-особенному томны. Не знаю почему, но мне, однако, нравится вот так со стороны понаблюдать за тем, как отдыхают люди, как копошатся они и предаются лени.
____Погружаясь в рукопись, я не замечаю, как усиливается ветер. Я обращаю на него внимание, только когда он, врезавшись в стопку моих бумаг, тетрадей, переворачивает и разбрасывает по тротуару документы, нашу переписку, фотографии. От осознания произошедшего курьёза я на время замираю, однако в следующее же мгновение замечаю идущую в моём направлении девушку, и только хочу попросить помочь поднять бумаги, как она сама мне это предлагает: «Давайте, я вам помогу». Она собирает записки, фотографии, и, перед тем как отдаёт их, с милейшим добродушием бросает взгляд на твоё фото.
____— Спасибо, — говорю я, радуясь тому, что она так кстати оказалась рядом.
____— Она красивая, — девушка передаёт мне фотографии; на верхнем в стопке снимке ты в лёгком розово-нюдовом платье на бретельках сидишь на газоне, подогнув под себя ноги посреди украшенного цветами, можжевельником, вазонами и статуями сада, твоё левое плечо открыто, пальцы с красными от лака ногтями опущены на приоткрытые подолом платья колени, осанка придаёт спине и голове особый величавый вид, каштановые волосы убраны направо, и лицо повёрнуто на камеру, ты не улыбаешься, а только пристально глядишь в глаза. На какое-то мгновение мой взор замирает на твоих глазах, и только голос девушки возвращает в явь.
____— Я видела, вы много работаете или пишите.
____— Да, я пишу.
____— Ей? — интересуется она.
____— А вы быстро догадались, — отвечаю я. — А как вас зовут?
____Она называет своё имя, я своё.
____— Ну вот мы с вами и познакомились, — заключаю я. — Ещё раз огромное спасибо, что помогли мне всё это собрать.
____— Да ничего, мне было несложно, — она сияет и уходит.
____Та самая девица, что вечно здесь купается со своим кавалером. Светловолосая девушка, наверно, с привлекательным лицом, но на любителя, и как прекрасно, что он для неё нашёлся. Я оглядываюсь, чтобы проводить её взглядом.
____— Я вижу, с девушками вы легко завязываете знакомства.
____Я поворачиваю голову и замечаю девушку в больших круглых чёрных очках, она, насмешливо улыбаясь, глядит на меня.
____— Да, да, — продолжая шутку, подтверждаю я, — стандартный из приёмов, роняешь папку с документами и просишь проходящую мимо красотку помочь поднять бумажки.
____Она смеётся, на ней короткие, открывающие щиколотки, джинсы, шлёпки, белая футболка, стандартный наряд нормкора, который невероятно подходит для её худой фигуры и образа вообще.
____— Я вам не помешаю?
____Она берётся кистью за спинку противоположно стоящего от меня стула так, будто кладёт руку на надплечье мужчины.
____— Конечно, нет, садитесь.
____Она присаживается.
____— Что это?
____— Пастернак.
____— Доктор?
____— Да, мне его доктор рекомендовал.
____— И как?
____— Не то чтобы вкусно, но вроде полезно для пищеварения.
____Она берёт из тарелки ломтик и отправляет в рот.
____— Не хотите? — она протягивает мне тарелку, что принесла с собой.
____— Спасибо, — отказываюсь я из суеверия.
____— Я замечала, вы всё время пишите, работаете с документами.
____— Да, — отвечаю я.
____— И что же, если не секрет? Вы и здесь работаете? Я думала, здесь только отдыхают.
____Я некоторое время медлю.
____— Скажем так, занимаюсь саморефлексией, пытаюсь разобраться в том, что было в моей жизни.
____— Только не говорите, что записываете воспоминания, — мне слышится какая-то насмешка в её речи.
____— Вроде того.
____— И вы думаете, что это того стоит?
____— Что?
____— Зацикливаться на прошлом. Не проще ли жить дальше?
____— Мне? — я усмехаюсь. — Вы думаете, меня впереди ждёт увлекательное будущее?
____— А… ну я не подумала, что из-за этого…
____Она силится подобрать уместное слово.
____— Да, — я медленно моргаю, — вы всё прекрасно поняли.
____Мне кажется, что ей неудобно оттого, что она задела эту тему.
____— Не переживайте, меня это не трогает, — успокаиваю я.
____— Вам думается, что раньше было непременно лучше?
____— Так многим кажется спустя года, особенно всем тем, чья молодость прошла. Но мы ещё не стары, — усмехаюсь добродушно я.
____— Да, не стары, но мне кажется порою, что и меня уже ничто хорошее не ждёт.
____— Да бросьте, если у вас нет неизлечимой болезни… простите, если я вас вдруг задел…
____— Нет, ничего, вы не задели меня, — она тут же отвечает.
____— Ну тогда, у вас должно быть много счастья впереди.
____— Вы знаете, мне кажется, что раньше всё было намного проще. Сейчас кругом одни лишь сложности.
____— О чём вы именно? — спрашиваю я, глядя в её глаза.
____Она некоторое время колеблется, думая, стоит ли открывать и дальше душу, но решается и продолжает путь.
____— В общении с людьми всё было много проще. Сейчас мне кажется порой, что я даже среди людей одна. Я думаю, что оттого дети счастливей взрослых, что они намного социальнее нас. Вы помните, как было в детстве? Очаровательное время! В школе все общались, можно было запросто зайти к кому-то в гости, позвать гулять, встретить кого-нибудь на улице и пойти дальше гулять всем вместе. А сейчас, чтобы увидеться, необходимо договариваться, узнавать о планах, да и сама идея встретиться с кем-то из старых знакомых обрастает столькими вопросами и всеми этими: «но», «кажется», «наверно» — что думаешь уже, это и вовсе не возможно. С годами люди обрастают комплексами, лишними представлениями об уместности, а у детей всё намного проще, они ругаются и тут же мирятся, никто не корчит ничего из себя и не обижается навеки.
____— Да, теперь я вас понимаю.
____— А вот сейчас, куда всё это делось? — говорит она застрявшую в зубах фразу у всех постояльцев этого пансионата.
____— Быть может, это происходит оттого, что люди с возрастом всё сами усложняют, каждый приобретает своё мировоззрение, разные интересы, жизненный опыт и нетерпимость к определённым вещам. Вы слышали когда-нибудь о секвенциальной логике?
____— Нет, а что это?
____— Это из области программирования, но, я так думаю, функционирование нашего мозга не так уж отличается от тех законов, на основе которых работает цифровой интеллект, если подобного рода алгоритмы вообще возможно так назвать. Секвенциальная логика отличается от самой простой, комбинаторной, тем, что, имея перед собой задачу, она принимает решение, основываясь не только на фактах извне, но принимает решение исходя из предыдущего опыта. Все решения человека принимаются таким же образом, мозг учитывает не только информацию, поступающую из всех модальностей, но и опирается на опыт. Это помогает человеку быстро учиться на ошибках, но эта логика в своей основе имеет серьёзный изъян: всё увеличивающееся значение негативного опыта. И если цифровой алгоритм можно почистить или вовсе обнулить, то человеческий мозг почти не поддаётся воссозданию в форме свободной от ретроспективного груза.
____— Звучит монументально, однако в самом деле жаль, что с человеческим мозгом нельзя поступать, как с компьютерной памятью: стереть всё, и оказаться обновлённой, чистой.
____— Но и уязвимой.
____— Ну и пусть, — упрямо говорит она, — зато и всё хорошее будет переживаться снова, без оглядки на прошлое, каким бы оно ни было. А то мне кажется, что лет так через десять я вообще уже не смогу ни с кем общаться. Запрусь и буду в вечном одиночестве. Общаться буду только с кошкой, ну знаете, как над этим шутят?
____— Я в последнее время именно так и жил.
____— Как это ужасно!
____— Да, — я соглашаюсь, тишина пожизненно приговорённых повисает над столом.
____— Раньше вот с одиночеством боролись с помощью семьи, никто почти и не был одинок, а сейчас этот институт совсем разрушен.
____— Ну не преувеличивайте, это просто нам не повезло, множество людей до сих пор прекрасно живёт в семьях и у них всё хорошо.
____— А вы верите, что можно найти человека на всю жизнь? Чтобы никогда не чувствовать себя с ним одиноким, а не просто быть вместе.
____Я некоторое время не могу ответить ей. Я как следует обдумываю её слова.
____— Есть пары, которым это удаётся, — я закрываю пустоту, рождённую её вопросом, — хотя чаще это не так просто, как может показаться, но в какой-то момент времени, когда подобные наивные мечты проходят, ты понимаешь: это глупо искать человека на всю жизнь.
____— Слишком хрупкое решение.
____— Но оно мудрое.
____— Мудрое в чём? В своей непостоянности?
____— А что неизменно в этом мире?
____— Но хочется же, чтобы именно любовь была опорой. Иначе зачем всё это нужно?
____— То есть вечной?
____— Ну, может быть, невечной…
____— Всё остальное, кроме вечности, имеет свой конец.
____— Тогда какой она должна быть?
____— Текущей.
____— Звучит, как временной.
____— Нет, вы понимаете не так, мы все хотим каких-либо гарантий, стремимся по кусочкам откладывать любовь на завтра, ожидая, что она спустя годы принесёт нам значительные дивиденды.
____— Вы не ответили на вопрос.
____— Какой?
____— Так можно ли найти человека на всю жизнь, или вы не знаете? Я просто пытаюсь это понять…
____— Зачем?
____— Сама не знаю. Хочу, чтобы на всё имелись простые и ясные ответы.
____— Вам не нравится неопределённость?
____— А кому она приятна?
____— Но жизнь всегда неопределённость, в этом она вся.
____— Вы полагаете, что этим стоит наслаждаться?
____— Ну или как минимум принять за данность.
____— Вы думаете, я этого не знаю? Знаю, но от этого не легче.
____— Но вы тогда хотя бы понимаете, чего стоит ждать от жизни…
____— Ничего?
____— Именно!
____— И вы считаете, что каждый её проживает непременно в одиночку?
____— По большей части.
____— А как же все эти мечты, найти того, кто сможет разделить с тобою жизнь?
____— Расстаться с ними.
____— Вы полагаете, что это нереально?
____— Реально, но это большая лотерея, встретить по-настоящему близкого человека.
____— Терпеть не могу лотереи.
____— Я тоже, — смеясь, добавляю.
____— Так получается, мы с вами в ней проиграли? — она задаёт вопрос, который, кажется, не требует ответа.
____Так проиграл ли я? Я спрашиваю сам себя. Мне кажется, что нет, но внутренние голоса мне говорят: «Ты всё просрал».
____— Самое сложное, — она говорит, как будто бы уже сама с собой; как хорошо, что её голос перебил мой собственный, — это не пропустить того самого человека, да и вообще понять, что это он. Как это сделать?
____— Нашли кого спросить.
____— А вы не знаете?
____— Кто знает?
____— Не знаю, может кто-то да и знает…
____Она смотрит в мои глаза. От близости и откровенного взгляда мало мне знакомой женщины я ощущаю пилоэрекцию на затылке.
____Нас отвлекает пёс, неторопливо шествующий рядом. Его лохматое тело переваливается при ходьбе.
____— Милый зверь, — говорит она, смотря на пса.
____— Да, но мне рассказывали, что пару месяцев назад он чуть не схлестнулся с акита-ину. Говорят, в этот момент он уже не был таким плюшевым зверьком.
____— Надеюсь, их успели растащить.
____— Конечно, — заверяю я.
____— Не понимаю людей, которых не умиляет вид животных.
____— Да, я тоже.
____— Мне кажется, что такие люди часто бывают бессердечными и потому особенно страшными.
____— Знаете, некоторые боятся показать себя настоящими и поэтому придумывают себе лишнюю серьёзность и холодность, а после сами же страдают. Люди вообще редко ценят то, что могут быть счастливыми просто так, счастливыми с тем, что у них уже есть. Знаете, на днях я прочитал замечательный рассказ, если хотите, расскажу.
____Девушка соглашается.
____— Рассказ про девушку-рабыню в Древнем Риме, которая влюбилась в такого же раба, как и она. Там долго рассказывается, как сложно им было урвать минуты, чтобы побыть наедине, но даже этим скудным брызгам времени они нещадно были рады. Потом они смогли устроить так, что виделись уже друг с другом чуть не каждой ночью, но в итоге этого раба владелец решил продать в другую провинцию. И вовсе не затем, чтоб навредить им, а просто так из экономического интереса, его не интересовала их любовь, он даже, кажется, о ней не знал. Нужно ли говорить, какая это была для неё ужаснейшая драма? Ей говорили, что он не последний на земле мужчина, но она после этого уже отчётливо поняла: её любовь никогда не будет надёжной, и дело даже не в мужчине, а в том, что любого, кого она полюбит, вот также могут запросто продать, как ту же самую посуду или мебель.
____— Это так ужасно и несправедливо.
____— А в мире вообще нет справедливости, — я отвечаю, кажется, за всех скептиков на свете.
____— Вы так считаете?
____— Это просто факт.
____— Но люди к ней стремятся.
____— Справедливость — моральное понятие, не имеющее ничего общего с настоящими законами природы.
____— Вы думаете, что и в природе не бывает справедливости?
____— Говоря о справедливости в природе, мы неизбежно встаём перед проблемой дефиниций. Какую справедливость вы имеете в виду?
____— Ну а как же тот закон, когда выживает самый приспособленный?
____— Меня умиляет ваша наивность, — я искренне и мягко улыбаюсь, — всё это школьные формулировки, отражающие только самую верхушку природного закона. Вы знаете, что, например, птенец кукушки, подложенный в чужое гнездо, вылупляется первым и выбрасывает из гнезда все остальные яйца, а бывает и уже вылупившихся других птенцов?
____— Лучше бы я это не знала, — произносит она на выдохе.
____— Вам кажется это несправедливым?
____— Ну, в общем, да.
____— А разве коровы поступают справедливо, когда едят траву?
____— А что с травой не так?
____— С травой всё в порядке, вот только трава из неорганических источников сама получает все необходимые для роста вещества, а корова просто крадёт их, её поглощая.
____— Но трава это не животное.
____— Но это и не значит, что она неживая.
____— Она хотя бы не чувствует боли.
____— Это вам всё равно, чем питаются коровы, а траве, которую съели, не всё равно. Или вы считаете, что если кто-то не чувствует боли, то он и сожаления не заслуживает? Тогда если бы люди вывели коров без ноцицепторов, отвечающих за боль, то их было бы не жалко убивать? Ведь они всё равно ничего не чувствуют?
____— А знаете, может быть, это было бы неплохо, если бы люди научились отключать боль… — пространно заключает моя собеседница.

XVII

____Зима в квартире №30. Сквозняк возле балконной двери и кое-как работающий газовый котёл. За окнами бесцветность пасмурного неба, снег. Тот город, что нас радовал собою летом, раскис под влагой, превратившись под ногами в грязь, потом замёрз и был засыпан снегом. Я неизменно вспоминаю себя, стоящего перед окном в ту зиму. Второй этаж, заснеженная улица, авто, которые неторопливо едут друг за другом по проложенным прямым, следам, оставленным на новом снеге; снег всё ещё в своей красе, им можно наслаждаться, но лишь до ночи, поскольку ночью коммунальщики, не ценящие красоту явлений, сотрут его с дороги, не считая его даром, а воспринимая, как небесный хлам. Ещё я помню проходящих мимо пешеходов и собак, у них, как мне тогда казалось, есть какие-то довольно важные дела, раз все они куда-нибудь стремятся, или хотя бы веские причины на то, чтобы идти, на то, чтоб не встать посередине улицы и просто так, без задней мысли, наслаждаться окружающей зимой. Та атмосфера, которую я здесь хочу тебе напомнить, это суета среди поставленной на паузу зимой природы.
____Из-за плохой погоды реже выбирались на прогулки, и как-то так само собой я попросил учить меня играть на пианино. Ты научила меня, скажем так, азам, я признаюсь, не проявлял упорства, и всё, что получалось у меня, так это максимум арпеджио да секвенции, ну а теперь я, кажется, забыл и это... Те дни, когда учила ты меня играть по нотам, не забуду. Наверно из меня был никудышный ученик.
____— Ты это уже играл, вспоминай, где эта нота. У тебя это уже получалось, — подсказываешь ты, сидя рядом, в то время как в моём мозгу нет ни единой мысли, только иллюзия того, что я пытаюсь вспомнить.
____— Может у меня амузия?
____— Не неси ерунду, — говоришь устало.
____— Нет, а если в самом деле?
____— Ты просто самый нерадивый ученик.
____Прошу, не думай, будто это было зря. Да, пианистом я не стал, но именно благодаря тебе я познакомился с основой музыкального искусства. Твоя душа устроена по принципу волны, и чтобы понимать её, необходимо было разбираться в звуках. Железно можно утверждать, что для иных людей удобнейшими средствами для выражения себя являются цвета и краски, кому-то ближе математика, мне, например, слова, а для и иных и вовсе своё тело.
____И раз уж снова я залез на эти тёплые, уютные полати воспоминаний, то не откажу себе и в том, чтоб наслаждаться ими. Итак, продолжим, печка топится и котелок кипит.
____Я не могу ни вспомнить, как в ту зиму мы по выходным ходили в камерный концертный зал. Билеты брали ближе к сцене, чтобы наслаждаться не одной лишь музыкой, но и не в меньшей степени самой игрой, поскольку звуки мы не абстрагировали от рождающих их музыкантов.
____— Ты замечаешь, как меняется выражение лиц музыкантов, когда меняется тональность? — спрашивала ты.
____Мы много после обсуждали, вспоминая сливавшиеся с мелодиями картины того, как низкорослый скрипач с изрядно выступающим брюшком потел, и прядь чёрный волос липла к его лбу, как выразительно было его лицо, он чувствовал, он пропускал мелодию через себя, да так, что даже поднимался на носочках иной раз; как расширялись веки пианистов; как вступали после промедления виолончелисты... Сначала меня сильно поражали демонстративные чувства музыкантов, так они были преувеличенно обнажены, но я довольно скоро понял: хороший музыкант — это несколько — прости мне это слово — повёрнутая личность, как будто только будучи до некоторой степени одержимым, можно так проникнуть в музыку, что наконец сольёшься с ней.
____Однако, искусство — это лишь метафора реальности, но не сама реальность. К тому же эта самая метафора нередко отражает вместо действительности ложь, которая всегда намного проще, краше и удобнее; и в этом смысле искусство в частности и культура в целом играет злую шутку с человеком, а порой даже и с целыми народами, подменяя для них реальность иллюзией. Держа в уме всё это, не сложно догадаться, почему в ту зиму мы с таким упорством предавались творчеству: ты игре на пианино, я не оставлял попыток написать роман, на счастье, из попытки этой ничего не вышло, мне не хотелось бы своим трудом лишь пополнять и без того разросшуюся библиотеку лжи.
____Зимою кажешься себе приговорённым, не знаю ли от холода или того, что солнце светит реже, но любая неудача или, может быть, дурная мысль имеет троекратный вес сравнительно с весной или с разгаром жизни — летом. Соседи, вторя вьюгам, как по расписанию, по пятницам устраивали гладиаторскую бойню, мы слышали их крики и истерики через мембрану стен и потолка, но мы их были ненамного лучше, мы тоже ссорились по пустякам.
____— Ты перестала чувствовать, что это важно и необходимо потому, что то, чем заняты вы, в настоящем не имеет смысла, — отвечаю я на заданный тобой вопрос. — Это уже прошлый век или даже позапрошлый. Время меняется, и миру нужно что-то современное.
____Ты не отвечаешь, будто не давая выхода чему-то внутри себя.
____— Ну что? — я спрашиваю, надеясь получить ответ.
____— Ничего, — ты отвечаешь, но я вижу по твоему лицу, как ты глубоко задета.
____— Я что тебя обидел? — традиционное выуживание правдивого ответа, выведение на диалог.
____— Да нет, ничего, — вновь отрицаешь ты.
____Мне приходится несколько раз повторить вопрос, прежде чем я получаю искренний ответ.
____— Ты говоришь, что занятие моей жизни — прошлый век! — ты возмущена. — Ты говоришь, что оно не имеет смысла! Очень приятно слышать! Всю свою жизнь я занималась тем, что никому не нужно!
____— Ты совсем не так меня поняла, — пытаюсь сделать фаску.
____— Я искала у тебя поддержки! Мне и так тяжело! Я сомневаюсь, а ты говоришь такое! — ты обижена и мне тебя уже не остановить.
____— Ну ты же сама понимаешь, что время не стоит на месте, играть в филармониях — это устаревшая модель.
____— Значит, всё это время я училась зря! Вообще зря с самого детства занималась музыкой!
____— Ты опять всё негативно воспринимаешь! Я тебе говорю о модели, о вашей коммуникации с публикой, а ты проецируешь кризис академической музыки на себя, воспринимая мои слова как личную критику.
____— Ты можешь говорить нормально? А не этими заумными формулировками!
____— Я пытаюсь тебе объяснить.
____— И поэтому ты обосрал то, чем я занимаюсь. Отлично! — резким движением ты показываешь кулак с поднятым вверх большим пальцем.
____— Я говорил это к тому, что не стоит цепляться за старую модель, если ты хочешь делать что-то новое. Ты вообще меня слышишь? Ты сама меня спросила, начала жаловаться, что тебе кажется, что то, чем ты занимаешься, никому не нужно, что это потеряло ценность для общества, что людям не нужно искусство, а нужны придурки, которые кривляются на видео в соцсетях.
____— Я хотела, чтобы ты меня поддержал, а не обсирал мой выбор! Я тебе вообще больше ничего говорить не буду! Не подойду ни с одной проблемой!
____Ты собираешься уйти на кухню, но потом останавливаешься и кидаешь в довесок: «Хорошо, что ты у нас один такой умный, занимаешься важными для общества делами! Всеми этими деньгами, финансами и акциями!»
____— Ты всё переворачиваешь с ног на голову! При чём здесь это?
____— А как мне понимать твои слова? Тебе всегда кажется, что я дура, что я занята какой-то ерундой, что мои навыки никому не нужны!
____— С чего ты это вообще взяла? Как ты вообще это сюда приплела? — уже и я злюсь на необоснованные обвинения.
____— А что не так? Тебе всегда кажется, что другие, в отличие от тебя, делают что-то незначительное, глупое, никому не важное…
____— Тебе не хочется меня слушать. Сейчас тебе важнее обижаться на меня, неважно из-за чего. И сейчас ты просто поливаешь меня дерьмом…
____— Это не я начала, а ты начал, но ты это никогда не признаешь!
____— Всё, успокойся, дай, я тебя обниму, — примиряюще я раскидываю руки и иду к тебе.
____— Нет, не надо, не трогай меня, — ты уходишь на кухню.
____— Ты сама говорила, что когда мы ругаемся, лучше всего обнять тебя! Я пытаюсь, а ты уходишь! Как же бесит, на хрен!
____Заканчивается тем, что я посылаю тебе куда подальше, и мы, обидевшись, сидим в разных комнатах.
Что тут скажешь? Сомнения сверлили твою душу, проклятый корабельный червь, отряд: Myoida, класс: двустворчатые, тип: моллюски. Но если в корабельном деле против них использовали креозот, то чем же сможешь пропитать ты душу? Нередко задавалась ты вопросом, а нужно ли твоё упорство и твой навык хоть кому-то, кроме педагогов да, может быть, твоих учеников? В среде, которой ты училась, твой навык значил многое, уверен, что благодаря ему тебя и взяли на магистратуру, но мир не ограничивался закулисьем музыкальной сцены, и в зиму ту пыталась ты понять, какое место в этом большом мире занимаешь ты и твой талант. Ты всё-таки была амбициозна, молода, тебя нельзя было купить на то, что в классике «всегда так было», ты понимала, что меняется весь мир, а с ними меняется и музыкальное искусство, и речь не только ведь о том, что появляются иные стили и певцы на широко известной всем эстраде поп культуры, ты знала, это люди пусть и музыкального, но всё ж иного ремесла, но даже в классике известнейшие композиторы внедряли новые подходы, инструменты, и хотя и то, что было сотню лет назад, не устарело, доставляя наслаждение тебе и прочим, кто способен вникнуть в суть замысловатых знаков на пятёрке параллельных линий, всё же педалировать такую музыку, как современную, было при всём желании нельзя, она писалась сотни лет назад, и ты прекрасно понимала, в чём был скрыт успех аранжировок музыки Вивальди Ванессой Мэй, хотя и взявшей изначальный вариант, но изменившей его так, что музыка не только обрела неожиданное звучание, но и изумительно вписалась в современность. Мне видится, от этого и были все твои метания, ты не могла принять на веру классику, как святость, ты наслаждалась ею, но жила в реальном современном мире, не чураясь его достижений, не в пример твоим закостенелым педагогам.
В тот вечер позже ты ко мне пришла и согласилась со взглядами моими на твою учёбу и работу, но оговорилась, что я тебе всё это преподнёс неправильно и слишком жёстко. Может, было так. Да, признаюсь, я не всегда был куртуазен, но на выходе из автобуса я непременно подавал тебе ладонь.
____Что же касается меня, то я устроился на новую работу. Мой опыт на тупой рутинной должности помог устроиться в консалтинговую фирму. Впервые в жизни я работал там, куда стремился. Конечно, начинал я с малого: учил глоссарий, подготавливал отчёты и white paper для клиентов, иногда звонил им сам. Все эти малые шаги прокладывали путь к тому, что называется «финансовый анализ». Даже стажёром там я зарабатывал уже немного больше, чем на прежнем месте, а карьерный рост из эфемерного понятия преобразился в ясный и вполне реальный способ развиваться профессионально. Но даже эти радужные перспективы не поменяли в сущности то положение, которое мы занимали в системе социально-экономических координат: мы были на заре наших карьер, нам не досталось капитала от родителей или в наследство, у нас с тобою даже не было квартиры, цифры помнят, что аренда каждый месяц отъедала треть наших доходов. Какие могут быть здесь перспективы? Купить квартиру с видом на градирни? На двадцать лет взять в ипотеку в человейнике жильё и уповать на то, что ваш район не превратится в гетто? Мне миллионы наших граждан не дадут соврать, для молодой семьи с низким доходом это был единственный вариант, купить квартиру класса эконом со скромной квадратурой на каком-нибудь отшибе, а потом выплачивать оброки банку всю оставшуюся жизнь. Моя филиппика касательно устройства общества не нова, в ней я не уникален и уж тем более не одинок, но привести её здесь следовало хотя бы потому, что эта критика наглядно объясняет то ощущение бесцельности, с которым шествовали мы по жизни. За что бы ты ни брался, чем бы ты не грезил, ты был вынужден держать в подкорке мозга мысль о социальной асимметрии общества и своих координатах в нём.
____Что же держало нас с тобою на плаву? Что заставляло нас с тобою утром отрываться от кровати? Сейчас я задаю себе этот вопрос. А что же будет дальше? Этого вопроса мы себе тогда не задавали. По крайней мере, не задавали вслух. Мы двигались, смотря себе под ноги, от ступеньки до ступеньки. Мы не смотрели далеко вперёд, а если и смотрели, то мгновенно опускали взгляд, назад к ступеням. Рефлексия мне говорит, что в нашем неосознанном подъёме всё же была движущая сила, которая заключена была в довольно сильном, но неясном образе. Она была заключена в мечте приобрести своё жильё, свой небольшой семейный уголок среди чужого окружения столицы. Усаживаясь в общество фантазий, мы лелеяли мечту, предполагая: «А какую бы квартиру нам купить? Как обустраивать её?» Себя воображали птицами, колдующими над гнездом. И удивительно, что эти не сбывающиеся и пустые разговоры приносили искреннюю радость. А вот «неясной» я назвал её по той причине, что сейчас с вершины лет, испинанных циничными ногами жизни, мне непонятно то, как сам отдельный факт наличия у нас жилья помог бы нам преодолеть все прочие невзгоды, как добавил бы нашей семье любви, а жизни нашей смысла. Как хорошо мечтать о том, о чём ты ни черта не понимаешь!
____Хотя… сытый голодного не разумеет, так ведь говорится? Сейчас уверен я, что не был мудр тогда, а ныне я не знаю, правильно ли думаю сегодня. Мы ведь мечтали о своей квартире не от лучшей жизни, бытовые неурядицы нас изводили так нещадно, что мы тратили на них немало наших нервов. Соотнося одно с другим, я думаю, что если и не половина, то значительная часть скандалов наших прорастала именно из истощающейся ткани бытовых удобств. В том и особенность малобюджетного жилья, что в нём всегда есть то, что неисправно. Мне даже и не нужно напрягать свой мозг, чтобы достать из памяти примеры бытовых поломок: шатающаяся ножка у стола; стиральная машина, подтекающая так во время стирки, что мы убирали лужу; поломка зимней ночью газового котла, как следствие, две ночи лютый холод; внезапно поломавшийся смеситель; отдельное спасибо тем соседям, что устроили потоп; залезший раз в квартиру таракан из вытяжки на кухне; зловоние от сигарет, опять из вытяжки и то же место, кухня; сквозняки; отпавшая гардина; с цоколем от лампочки проблема… Всё это мелочи на первый взгляд, но бесконечная их череда и неизбежность их решать держали в напряжении наши с тобою нервы, а напряжение нередко мы срывали друг на друге. Не в меньшей степени и потому, нас так с тобою изводили эти мелкие поломки, что мы любили чистоту, уют, да и вообще во всём стремились к совершенству.
____Теперь, когда бы выбирал я цвет или оттенок для воспоминаний нашей жизни в эту зиму, я искусился бы остановиться на ограниченной палитре сепии. Мне ярко, если это применимо к сепии, припоминается одна картина, довольно выразительно отображающая нашу напряжённость: тебе не нравилось играть в наушниках на пианино, а так как, в свою очередь, и я был чем-то занят, то играть без них в квартире-студии не получалось, ты бы мне мешала. Наверно что-то у тебя пошло не так, а может быть, не получалось, и ты принялась сетовать на то, что музицировать в наушниках ужасно неудобно, что наше скромное жилище вообще не предназначено для музыкальных инструментов… На это что-то грубое ответил, наверно я сказал, что ты непомерно много хочешь. Но, так или иначе, этот спор и нежелание понять друг друга привели к тому, что через пару реплик я, вытаскивая с полки джинсы, заявил тебе:
____— Хорошо, раз я тебе мешаю, я уйду, сиди играй одна. Уйду под дождь, какая разница, зато не буду тебе мешать! Тебе вообще, наверное, удобнее жилось бы одной.
____— Не уходи, — ты встала передо мною на пути.
____— Уйди, — я отпихнул тебя, поскольку я сильнее.
____— Не трогай меня! — ты закричала.
____— Не вставай на пути! — ответил тем же. — Сиди, играй на своих клавишах, тебе никто уже не помешает.
____— Я не буду играть. Я тоже уйду.
____— Зачем? — со всей язвительностью я спросил.
____— Я не буду вообще больше играть, если ты уйдёшь, никогда! — традиционные условия, шантаж.
____Я зашнуровываю ботинки.
____— Я выброшу пианино в окно.
____Я знал, ты этого не сделаешь, ты не была настолько импульсивна, и, может быть, я потому и промолчал. Я вышел в дождь, чтобы остынуть и развеяться, бесцельно удалился вдаль от дома.
Вообще, в тот период у нас с тобою часто были ссоры. Мне кажется, что мы с тобой тогда ещё не осознали, что переезд наш лишь эквивалент побега. Мы полагали, что причина нашей дисгармонии — неверный фон, мы думали, что нас изменит обстановка, но не перемена отношения друг к другу и к себе. И каюсь я, в те времена излишне нервным был, а потому всё больше окунался с головой в работу; я фанатично отдавался на меня возложенным задачам и наделся, что мой трудоголизм изменит образ нашей жизни. Копируя меня, а может быть, наоборот, всё это время я копировал тебя, но, так или иначе, ты не в меньшей степени, чем я, с упорством отдавалась и учёбе, и преподаванию. Короче, если выражаться прямо, мы с тобою стоили друг друга, стремились что-то доказать и миру, и самим себе, что мы не просто обыватели, а те, кто создаёт, меняет мир. Но мир этот не очень-то стремился признавать наши заслуги, и тщетные потуги наши вылились в конечном счёте в цель: доказывать друг другу собственную незаурядность; и всё это в то время, когда бы мы могли дарить друг другу поцелуи — в скобках следует писать «любовь», — друг друга не жалея, отдавали и обиды, и упрёки; те самые упрёки, что предназначались миру, каждый выговаривал другому. Ты часто жаловалась мне на меня, обычная для женщин слабость, без предложения решений просто выговаривала то, чем недовольна. Семейные психологи обычно говорят: высказывайте все проблемы вслух, не знаю верно ли всё это. Ты беспрестанно мне высказывала то, что тебя раздражало, утомляло, что тебе не нравилось и то, что ты хотела бы во мне сменить. И если поначалу я с вниманием воспринимал твой ропот, то потом все жалобы, произносимые всё чаще и не к месту, для меня слились в неразличимый шум. Проговорённое губами двадцать раз на двадцать первый всё ж теряет свою силу.
____Как всё меняется… когда-то ведь твои укоры задевали мою гордость, вызывая в глубине души обиду; теперь я стал мудрее, и сейчас бы я над ними только посмеялся. И вот уже к сегодняшнему дню от всех твоих упрёков не осталось даже отголосков, как не осталось комплиментов и всего того хорошего, что ты мне ежедневно говорила. Теперь твой голос лишь молчание, слово твоё — тишина.
____И раз уж принялся я делать харакири, когда всё, что внутри, оказывается на виду, снаружи, то я продолжу вспарывать себя и извлекать изъяны. Причин скандалов я не помню, бывало, что нас заводила ничего не значащая мелочь, и мы, не зная, как себя вести, от фразы к фразе опускались в тартар гнева и вражды. Пожалуй, самой отвратительной чертой в нас было то, что редко шли мы на уступки. Я был суровей, агрессивней, чаще матерился, ты же, истощившись в ссоре, просто уходила в уголок, ревела. Бывало, ты стояла и кричала мне в лицо, вся красная и злая, говорила то, за что хотелось мне тебя ударить, и, сублимируя, я мог ударить кулаком об стену или по своей скуле. Я видел по твоим растерянным глазам, что ты меня боялась в эти одиозные минуты. Ты говорила: «Мне кажется, что ты меня когда-нибудь ударишь».
____— Я никогда тебя не бил, и не ударю.
____Но ты шептала: «Я тебя боюсь, боюсь что ты меня ударишь».
____— Я же сказал, что не ударю.
____— Ты себя со стороны не видел, — неумолимо твердила ты, как будто это был свершившийся поступок. ____Я чувствовал свою вину за то, что вмазал кулаком в бетон стены. Мне даже думается, будто ты, увидев неприкрытый гнев, считала, если я способен съездить кулаком об стену, то и запросто могу ударить по лицу тебя. В теории звучит правдоподобно, только существует «но», я никогда тебя не бил, и никогда не собирался, но вот в твоём сознании, мне кажется, я перешёл какую-то черту.
____Единственный действительно позорнейший момент произошёл, когда в очередную нашу ссору ты пыталась запереться в ванной, а я схватил за ручку дверь снаружи. Мы принялись бороться, ты, чтоб запереться, я, чтобы открыть. Ты что-то мне кричала, истерила, и в конце концов я плюнул, отпустив, и ты, не ожидая податливости двери, упала, ударившись затылком о железный бортик ванны. На этом кончился скандал. Я сильно испугался, чувствовал вину, а у тебя болела голова весь вечер. Мне кажется, об этом случае ты никому не говорила. Пожалуй, этот эпизод — моя горчайшая пилюля самобичевания, но я обязан её разжевать. Достойно ли справляться о чужих грехах, покуда ты не разобрался со своими.
____Листая в моих дневниках страницы, которые от почерка с усиленным нажимом приобрели вид волн, неровные страницы, выносящие из толщ забвения обрывки, за которые ещё способен ухватиться ты через года и вспомнить то, что было, я, к изумлению, не обнаруживаю записей о том, что мы с тобой ругались; а ты прекрасно должна помнить, вечерами я записывал обычно кратко важнейшее событие, случившееся за день. Скользя по волнам дневников, я обнаруживаю записи о том, какие книги я читал, какие фильмы мы смотрели, я обнаруживаю то, что меня раздражало, и перечисление друзей к которым мы ходили в гости. Да, там присутствуют и записи о наших ссорах, но довольно редко, это странно, я думал, их там будет больше! Быть может, многие конфликты наши просто не попали в дневники, наверно так оно и было, считаю, они обрели небытие. Решение на ять. Какой же смысл тащить все эти раны и занозы через годы в будущую жизнь? А те, что было решено запечатлеть в словах, написанных чернилами, имеют вид довольно жалкий:
____«Читал про звёзды в созвездии Золотой Рыбы, а именно про VFTS-102 и VFTS-352, но… посчитала, что я занимаюсь ерундой и целый день на меня бурчала, чем меня в итоге выбесила»;
____«Опять из-за какой-то ерунды поругались с…»;
____«На работе мне испортили всё настроение своими придирками… Когда я пришёл домой, то и… не хотела мня понимать, у неё какое-то нереальное, облачное восприятие мира, и из-за этого мы снова поссорились».
____Но это только выдержки, для полного отображения содержимого дневников, следовало бы вставить сюда дюжину фраз начинающихся: «Хорошо погуляли с…» — «Отдыхали с…» — «С… посмотрели фильм» — «… приготовила вкуснейшую пасту со шпинатом, и к нам пришли в гости…».
____Упраздняя, подведу итог: в моих дневниках на удивление по большей части светлые воспоминания, а негативные намного чаще связаны с политикой, работой и прочими субъектами, нежели с тобой.
____Но отойдём от дневников, я не хочу сюда примешивать гармонию и радость. Сейчас совсем другая грань икосаэдра или дидодекаэдра, а может быть, любого другого полиэдра, кто же разберёт в действительности сколько тут сторон. Я всё-таки стремлюсь, насколько это мне посильно, кодифицировать воспоминания в тексте, чтобы осветить раздельно стороны нашей совместной жизни, опираясь в этой логике прежде прочего на то, что даже если взять банальнейший из многогранников, тетраэдр, то даже у него одновременно мы увидим максимум лишь три из четырёх возможных граней. Мы, люди, ограничены в своей способности смотреть на вещи, а казуистические аргументы, вроде зеркала с обратной стороны, меня переубедить не смогут, во-первых, потому что всё-таки возникнут сложности с фокусировкой взгляда, жаждущего охватить все грани разом, совокупно, ну а во-вторых, хотя бы по причине обратной перспективы всех зеркал. Однако обходиться без подспорья в подобных путешествиях назад довольно сложно, потому что наша память устроена по образу кроссворда, где одно-единственное слово может вытянуть из закоулков мозга мысли о другом. Она не поисковая система, где, поставив правильно вопрос, возможно получить ответы. Бывает, что какая-нибудь мелочь тянет за собою целый скоп видений; бывает, идя улицей, испытываешь дежавю; бывает, к тебе вновь приходят чувства; бывает, даже слышишь голос и рассказ отца; бывает, в ком-то ты улавливаешь мимику другого… Пойми, мне очень тяжело всё это вспоминать не только из-за давности, но и того, что наша память избирательна, она хранит лишь яркие моменты, чувства, но не их причины, и уж тем более мне сложно вспоминать всю эту саморефлексию, которой занимался я во время ссор, а ныне, глядя с мудрой высоты годов, пытаюсь разобраться в парочке людей, которыми мы были, но которые другими были, и потому-то все мои попытки — обращение к нечётким и размытым очертаниям наших с тобою ссор, отображённым с ног на голову в камере-обскуре.
____Теперь-то понимаю я, что лучшая возможность избежать надуманных конфликтов — это сразу говорить начистоту. Вот только зародилась некая идея, сомнение иль подозрение, и тут же говорить. Ведь если ты не знаешь, так ли это, любое из предположений посаженное в голову, как зёрнышко, с течением времени начинает обрастать фантазиями, домыслами, косвенными подтверждениями, и разрастается в конец в большой сорняк, который просто так не выкорчевать из головы. Но как могли мы знать с тобою это в молодые годы? Хотя довольно часто, может, даже больше, чем другие, говорили на любые темы, но всё-таки по глупости своей боялись, обходили часть вопросов, чтобы не казаться слабыми, циничными и бессердечными друг перед другом. У каждого в его мозгу имеются интимные и сокровенные мыслишки, и он боится, что, высказывая вслух их, он предстанет перед спутником своим эгоистичным, не таким, каким он должен быть, когда бы руководствовался он велением сердца, но тайна умолчания отнюдь не делает нас лучше, ведь наши сокровенные переживания, сомнения хронически живут в нас, и то, что мы не кажемся самовлюблёнными, не означает, что такими не являемся взаправду.
____Воссоздавая в памяти те дни, я всё же думаю, что, даже зная некоторые вещи наперёд, мы не могли бы жить иначе. Для руководства человеку в жизни нужен опыт. И мы его через ошибки получали, но плохо только то, что мы ошибки эти не прощали, вернее, может быть, прощали, но не все. Мне помнится, ты укоряла иной раз меня за те ошибки, что я совершил годы назад. Но я, если подумать, был ни чем не лучше, корил тебя за то, что даже сложно было бы назвать осознанными действиями, за безалаберность твою: оставленные вещи или документы, разбитый экран твоего смартфона, за потерянные деньги и недальновидность.
____Проще всего было бы объявить, что я в то время был кретином. Ведь это многое бы упростило, это разрешило б большинство вопросов. Я просто взял бы все первопричины разногласий на себя, тебя оставив неповинной, чтобы ни в коем случае не замерять вину, не взвешивать её на чашах, устанавливая то, кто сделал больше всякого дерьма другому. Мне видится с моей ущербной колокольни, что ты была права намного чаще, но, может быть, это всего лишь моя традиционная привычка, брать всё на себя, мне представляется, что это я во всём не прав, что это я во всём повинен. Ты это часто говорила. И теперь есть искушение с твоими замечаниями согласиться, всё этим упростив. Поэтому если тебе удобней так, то я тебе даю моральные права во всём винить меня. Мне даже легче это принимать, считать, что я мерзавец, чем знать, что я не так уж виноват перед тобою. Модель расплаты, воздаяния принять намного проще оттого, что это в нас воспитано культурой; вердикт — та самая черта, что упраздняет пытки над самим собою, ведь даже если заключение суда сплошь состоит из обвинений, то приговорённый уже индифферентен к тому, насколько был предубеждённым приговор, и для него побочно, было это субъективное иль всё же объективное вменение. Вердикт, каким бы ни был он, — определённость.
____Не знаю почему, то ли во мне причина, то ли то, что я был той причиной, но пытаясь вспомнить наобум любую нашу ссору, я вспоминаю только те, где зачинателем являлся я. Возможно дело в том, что все мы в некоторой степени эгоцентричны, а потому и мне запоминались только те конфликты, что оставляли после пламенных скандалов то, что я попробую назвать золою ссоры: самые большие нравственные муки, те в которых я винил себя. А что ещё способно также ранить человека, как осознание своей неправоты?

____Но что это за удовольствие больному тревожить свою рану?
____— Ты можешь быстрее? Мне уже жарко!
____— Так иди на улицу, чего ты меня торопишь?
____— Подожди, кажется, у меня с линзой проблема, — отвечаю совершенно иным тоном. — Нужно её заново вставить. Опять обувь снимать…
____— Ну что там у тебя? — через полминуты ты кричишь мне в ванную, где я очередной раз пытаюсь вставить контактную линзу.
____— Да ни хрена не могу надеть! — кричу я раздражённо. — Какая-то херня мешается. Вот надо было выходить, и всё…
____— Ты почему кричишь? Я разве виновата в том, что у тебя проблемы с линзой?
____Мы оба уже на взводе, а хотели душевно прогуляться до обеда.
____— Я уже весь вспотел, — я злой выхожу из ванны.
____— Ты можешь мне подать очки? Я их забыла.
____— Что?
____— Подать мне солнечные очки, я уже надела обувь, а их забыла на столе, — говоришь ты с чёткостью метронома, от выверенного такта ощущается вкус алюминия во рту. Мне следовало бы обратить особое внимание на этот тон, ведь я, проживший с тобой вместе годы, должен хорошо осознавать, что у тебя такие интонации появляются только в минуты сдерживания гнева.
____— А что ты до этого делала? Ты не могла их взять сама? — продолжаю ворчать я.
____— Хорошо, возьму сама, — ты с грохотом торопливо сбрасываешь обувь, проносишься возле меня, но, взяв очки, ты удаляешься к окну.
____— Ты чего? — недовольно продолжаю говорить я, будто ещё не осознал, что мы уже вступили в фазу ссоры.
____Смотря назад, я утверждаюсь во мнении: меня абсолютно не учили предыдущие конфликты. Я делал всё, чтоб максимально обострить конфликт.
____— Ну что ты опять начинаешь? — всё больше наседаю я. — Только хотели выйти нормально погулять, а ты опять начинаешь.
____— Я не хочу с тобой никуда идти, — ты произносишь тихо.
____— Ну и на хер, — я снимаю обувь. — Вообще не надо никогда собираться долго, решили идти, так и идём, а не тратим полчаса на то, чтобы просто собраться…
____Потом мы выясняем, кто из нас двоих другого недостоин, и кто в чём виноват. Я вновь ссылаюсь на аффект, вызванный жарой и бревном в глазу, мешающий мне то ли надеть линзу, то ли трезво смотреть на положение вещей.
____Когда я успокаиваюсь и уже смиряюсь с тем, что никуда мы не идём, я холкой чувствую, что виноват, и потому пытаюсь извиниться. Заметив то, что гнев твой растворился, я, желая примириться, использую диминутивы и напоминаю, что люблю тебя. Растроганная моим вниманием, ты глядишь на меня исподлобья, сохраняя на лице обиду только для проформы. Я, сожалея, что тебя расстроил, смотрю в твои обиженные очи и несмело протягиваю руки, чтобы обнять тебя. Признаться, мне порою нравилось, когда ты обижалась. Я был мужчиной, видел чувства в твоих маленьких карих глазах, глядящих снизу. Себя из-за твоей обиды я воспринимал излишне грубым, этаким несдержанным мужланом, но теперь задумываюсь я, а не было ли это чем-то вроде демонстрации перед тобою маскулинности, показом силы перед тем, кто по умолчанию слабее?
____Вот ты стоишь передо мной на расстоянии, которое в психологической системе координат намного больше, чем измеряемое в метрах и их уменьшенных пародиях, сантиметрах. Пространство невозможно покорить шагами, оно намного глубже, шире и имеет вязкость. Конечно, можно пробовать его устойчивость на фут, а может, даже из соображений аккуратности на пяди, но если тонко чувствовать витающие волны, то исходя из постулатов физики, проще сменить полюс, и всё притянется само.
____— Иди сюда, — я говорю как можно мягче, глядя на тебя проникновенно, понимающе.
____Стесняясь, как бы нехотя, но в действительности очень этого желая, ты делаешь шаги и входишь в мои объятия.
____— Тебя обидели?
____— Да, — обиженные губы говорят в ответ.
____— Незаслуженно обидели? — говорю с тобою, как с ребёнком.
____Киваешь с обидой, но с чистейшей радостью в глазах ты смотришь в мою душу, и я люблю тебя в этот момент всего сильнее, за твою обиду, слабость, нежность, это взгляд… за то, что я был груб, но ты меня прощаешь, за то, что ты меня намного лучше и не попрекаешь…
____— Если я тебя поцелую, ты простишь меня?
____Ты, поджав губы и всё также глядя исподлобья, утвердительно киваешь. Я целую тебя в кончик носа.
____— Но наверно одного поцелуя мало?
____Ты вновь киваешь.
____— Есть ещё щёчки, — говорю я и целую тебя в них поочерёдно. — А как же ушки, — замечаю дальше я, — ведь им будет обидно, если их не поцелуют.
____Целую тебя в них, а ты, чтобы не расплыться в счастливейшей улыбке, поджимаешь губы. За ушами следует подбородок, шея, лоб, глаза и наконец венец устроенного действа — губы. Мы погружаемся в невероятно долгий поцелуй, и лёд мой тает на твоих губах. Каждое мгновение наших объятий — песчинка, падающая на чашу весов, я чувствую, как их становится всё больше, больше, больше… и вот наконец они уже способны перевесить то, что было, удаляя ссору в миновавшее. Я стаскиваю платье, скидываю и свою одежду, мы переходим в состояние, когда меж нами нету расстояния…
____Конечно, эта практика известная многим, примирение сексом. В ней различается какая-то доисторическая компонента, но, верно, и от этого она намного более результативна, чем всевозможные психологи и шарлатаны со своей методой.
____За сексом мешанина слов и поцелуев, она и завершает примирение. Теперь из этого набора остались лишь слова, цена их 75 центов, нужно только помнить адрес. Мне каждый раз, когда я вспоминаю те моменты, в коих был не прав, не терпится схватиться за конверт, в котором будут всевозможные раскаяния: прости… я был не прав… я сожалею… зря… напрасно… извиняюсь… каюсь… виноват… не обессудь… помилуй… снизойди… которые из гордости закончились бы как прости-прощай!
____Досадно сознавать, что ты отягощалась мною, что ты была несчастна, что наша жизнь совместная в какие-то отрезки была тебе не в радость. Мне так хотелось подарить тебе хотя бы чуточку спокойствия и счастья, я к этому стремился, но этого тебе не дал. Мы жили, выскажемся прямо, сложной жизнью. Мы оба только-только обретали понимание того, кто мы такие. От этого все перекосы, перегибы, переезды. И если бы волокна наших душ сплетались не так замысловато, то мы б могли существовать, как все: мы в ипотеку бы купили в человейнике квартиру, ходили на работу и растили бы детей, не зная и всего того, что существует кроме. Невежество одухотворяет, поскольку только знания способны породить сомнения, не будем, я прошу, пытаться вклинить сюда праапистис, поскольку это всё же пример редкий, и в общей массе он только зачаток скептицизма. Но что же требовалось нам? В очередной раз этот неразгаданный вопрос встаёт передо мною. Чего принципиально нам с тобою не хватало? Мне нужно отвечать за нас двоих… Я думаю, мы жаждали свершений, каждый ставил себе планку выше, каждый хотел покорения вершин, и всё это без опыта и знаний… Отсутствие эмпирики неотвратимо приводило к неудачам, опыт нам давался больно. Больно потому, что нас никто не научил воспринимать провалы, как шаги к успеху. Довольно слабый базис дали нам родители и школа. Никто не научил нас радоваться неудачам, торжествовать хотя бы оттого, что неудача — есть урок от жизни, неудача — это знание того, как поступать не надо. Я думаю, что в этом сверхранимом взгляде на уроки жизни крылся корень наших ссор.
____А что же до моих ворчаний, то гамартия сия останется со мной, я за неё буду платить годами, за каждое неосмотрительное слово будет воздаяние, и каждый брошенный упрёк мне отзовётся пустотой. Настанет время, буду жить один и не смогу произнести ни слова, ни ласковых звенящих слов любви, поющей радости гармонии семейного покоя, ни даже резкого обидного и грубого словца за что-то, что идёт не так, за то, что ты не та, не так сказала, сделала, забыла… Вот к покаянию путь — пустота. Ты не хотел видеть добра и придавал значение нелепым недостаткам, так вот же твой покой: ни радости, ни злости. Ничего. Вот ты один. «И так тебе спокойней?» — говорит судьба. Как видишь, милая, ты можешь и торжествовать. Вексель твой погашен. Ты спрашиваешь, что это за мысли? Не есть ли это письменный укол? Наверно, но и за него я заплатил авансом. Вся горечь моя здесь, в этих словах, и каждое из них есть концентрат страданий.
____Но я отвлёкся, слишком много моего теперешнего «Я», а мы же разбираем то, что было раньше. С уверенностью можно утверждать, что я придирками и недовольством в некоторой степени дрессировал тебя. Да, именно дрессировал; мы все животные, а значит, и подвластны дрессировке. Мы друг над другом изгалялись, дрессируя каждый на свой лад; пусть всё это звучит кощунственно и неприглядно, но такие практики присущи любым семьям. Мне видится, что в этом корень каждого семейного конфликта: не делай так, как хочешь ты, а делай так, как я считаю нужным. И если взяться основательно за аналитику семейного конфликта, то, полагаю, интересно было б сделать свёртку, устанавливающую связь между возрастом супругов, длительностью их отношений и, пожалуй, тем насколько частыми и сильными бывают между ними ссоры. Вот вспомни, как было у нас: в начале отношений мы с тобою слишком часто раздражались, отзывались горячо на ссоры, принимали все конфликты близко к сердцу, но потом разлады наши стали более спокойными и, может, даже несколько осознанными, как это бы абсурдно не звучало. Со временем я стал в скандалах чаще равнодушным, иногда тебя это ещё сильнее задевало, и тогда я, дабы успокоить, подавал тебе руками жесты, будто знаки альтерации, а именно бемоль, чтобы на чуточку, на полутон понизить твой напор. Бывало, я вообще молчал и игнорировал конфликты, не то что я был неспособен запросто вспылить, но если наш конфликт усугублялся, я просто игнорировал само твоё расстройство, ситуацию, причины. Теперь уверен я, что способ мой манкировать конфликтами отнюдь не шёл на пользу нашим отношениям, ты полагала, будто мне плевать на твои чувства, но я плевал не на тебя — на ссоры, ибо ими ничего решить мы были неспособны. Уже в то время, изучив устройство нервных клеток и вообще нервной системы в целом, понял, что во всех психозах не рассудок управляет человеком, а его нейроны. Они, как им и следует, стремятся раздражаться, придавая даже пустякам излишнюю эмоциональность. Я просто перестал идти у них на поводу.
____Глядящему на нас из зазеркалья мне видны многие причины и ошибки, подрывающие благость наших отношений. Но это всё спустя… а вот когда ты вовлечён в процесс, играешь свои роли, отрабатываешь компоненты идентичностей, то всё это тебе застит глаза. Полезной практикой бы было поменяться на какое-нибудь время этими ролями, но фантазировать теперь на эту тему не имеет смысла. Проблема в том, что паре для решения конфликтов требуется мнение со стороны, сейчас нередко роль третейского судьи берётся исполнять семейный психотерапевт, но мы даже не думали о том, чтобы позволить хоть кому-то постороннему заглядывать в наш мир. Когда бы жили мы в традиционном обществе, семье не нуклеарной, то наши отношения всегда бы были на виду перед роднёй, и, может быть, намного чаще мы объединялись бы друг с другом в ссорах против поколения родителей, а может, получали бы от них действительно полезные для наших отношений замечания или советы. Но всё это фантазии; в который раз водоворот затягивает мысли в лапы конъюнктивов. Быть может, меня манят конъюнктивы тем, что я не в силах найти истину, найти причины наших разногласий и на этих основаниях хоть что-то заключить. Чем больше я смотрю на мир через владычество субъективизма, тем более напрасными мне кажутся попытки устанавливать заносчивую объективность. Любая объективность — это компромисс, попытка примириться с прочим или, ещё хуже, игнорировать его; на деле же любое из событий, в котором было более одного участника, на основании сокрытых в индивидуумах стремлений и причин поступков, всегда реализуется из сугубо индивидуальных соображений этих лиц, затем это событие одним участником интерпретируется строго однобоко, а переданное третьему лицу через любую из модальностей в убогой выхолощенной форме, оно уже и третьим лицом воспринимается через кривые стёкла личной субъективной призмы. Так, в общем виде это можно записать, как А руководствуется соображением d, а B руководствуется соображением e, но А воспринимает мотив или руководство e как f, что А и передаёт С, но С воспринимает переданное ему А с руководством d и B c f, уже как А с g и B c h, где d, e, f, g и h пускай и отличаются ничтожно друг от друга, но всё же из-за разницы конечная картинка получается хотя бы и немного, но другой. Избежать подобных искажений невозможно. Нельзя сказать, что эти аберрации приводят к бифуркациям, но всё же они, так или иначе, но сбивают векторы и тот, кто следует по ним в итоге, как бы ни старался, приходит не туда, куда бы должен. В любом подобном случае имеется определённый крен, которого мы избежать бессильны, но который стоит нам иметь в виду.
____Чтоб рассуждать наглядно, но всё же отвлечённо от наших с тобой отношений, для исключения предубеждений, что у нас имеются друг к другу, приведу пример из своей жизни никак не связанный с тобой. Бывает, что я вспоминаю себя в детстве и заодно беседы со своим отцом. Я, рефлексируя в том возрасте, в котором мой отец ушёл из жизни, оборачиваюсь к прошлому и обнаруживаю неясную мне редуцированность его речи. Мы с ними довольно часто говорили, но я же был ребёнком, и ввиду этого иные факты, обстоятельства отец не договаривал, а если и упоминал о них, то сильно упрощая, искажая, обеляя — типичный грех любого взрослого перед ребёнком. Сейчас я многое хотел бы у него спросить и уточнить, но я, на счастье, таковой возможности лишён, поскольку я, узнай всю правду, обязан был бы несколько пересмотреть свой взгляд на образ его, созданный ещё в далёком детстве. Однако должно обозначить, что даже и без освещения действительных причин тех или иных его поступков, из-за озарений, допущений образ этот всё-таки претерпевает некоторую трансформацию, как если б я рассматривал его не как отца, а изучал его как друга, как коллегу, или даже вчуже, просто пешехода, человека из толпы. Я пробовал расспрашивать о нём других, но людям всегда что-нибудь мешает, чтобы говорить начистоту. Учтивость это или нежелание припоминать дурное, но намного чаще они вспоминают то, что хочет, как им кажется, услышать собеседник. Единственная кто, уверен, говорила мне всё так, как было, моя мать, но взгляд её — мировоззрение супруги. А взгляд отца, свободный от сиюминутных чувств интимной близости в беседе с сыном, а потому и чёткий, обретённый через годы рассуждений, мне услышать не дано. И этот треугольник никогда не будет сведён воедино.
____Один лишь факт в нашем с тобою прошлом я усматриваю как неоспоримый: оба думали о жизни друг без друга. Так или иначе, но об этом говорят поступки, что мы совершали. И может, подводя итог раздела, это главный наш изъян? Мы стали жертвами придуманного мира, с грёзами всегда одно и то же, их сладость — эфемерность, привлекательная безупречность — умозрения изъян. Нам следовало не мечтать, а чаще спрашивать неумолимо колотящееся сердце, а не этот бестолковый ум, что рыщет всегда в поисках чего получше. Мне нужно было спросить душу, может ли она жить без тебя. Нет, не в одиночку, а без присутствия тебя внутри; хотя бы твоей части. Передо мною предстают всё те же очертания твоих широких скул, твой голос — малая октава, твои глаза сплошь в луговых цветах, а волосы твои — обиженная ива, от миндаля с корицей у меня оскомина во рту. Не в силах ты представить, что за нежность до сих пор живёт в моей груди. Быть может, только благодаря ей я окончательно не стал циничным, жёстким и надменным, наверно, благодаря ей во всех невзгодах сохранял я человечность к прочим безучастным людям, поскольку среди них, средь равнодушных глаз, я мог всегда случайно разглядеть твои, и пусть ты с ними в стороне, и пусть ты также далека теперь от чаяний моей души и от моих переживаний, ты так же, как они, не хочешь разделить теперь со мной моей печали и любви, тебе всё это, как и им, определённо безразлично, но согласись, что это ведь не повод ненавидеть ни тебя, ни их за то, что вам моей любви не надо.

XVIII

____Вечер сшит из лоскутов чернильного, маренго и королевского синего. Я вблизи пансионата. Неторопливо продвигаюсь к балюстраде за которой море. Слепой уже несколько дней не появлялся, и потому я одиноко смотрю вдаль. Бабочка, предоставленная сама себе. Шумит вечерняя веранда, вновь бодаются бокалы, но меня не отвлекают её звуки, ни голоса, ни музыка не проникают в мысли из-за того, что всё это сливается в единый шум и не имеет доминанты, такой какая есть на всех вокзалах, когда из громкоговорителя врываются в ушные раковины ничего не значащее для тебя время отправления и названия населённых пунктов, этим самым подколупывая и перемешивая мысли. Единственное, что тревожит, — это бриз, колдун на крыше хирургического корпуса указывает прямо в море, и хочется последовать его сигналу, послать к чертям весь мир, и выйти с парусом, довериться розе ветров, и будь что будет, наплевать.
____В такие вечера ты особливо ощущаешь, что оно настало, время сожалений. Оно приходит к каждому, если человек уходит не внезапно, а лишается чего-нибудь простого, того, что раньше не ценил… но если этот человек, конечно, может сожалеть. И сожалеешь ты тогда не о большом, не о нерождённых детях, вовсе не о том, что ты не смог достигнуть хоть сколько-нибудь важного общественного положения, или о том, что так и не решился в восемнадцать лет на переезд, а сожалеешь о простом, о чём-то мелком, даже, кажется, совсем мирском и примитивном, что и сожалеть об этом странно, как о том, что более не можешь бегать по утрам, встречать рассветы, видя поцелуи солнца розовой помадой на заснеженных вершинах гор, о том, что столько раз, встречаясь взглядом в поезде, не заговаривал с хозяйками пленяющих хоть и на одну секунду глаз, о деньгах, что не бросил в шляпу музыканту, о том, что так и не отважился хоть раз позагорать без плавок, о дорогах, которыми хотел пройти, но всё откладывал, откладывал на послезавтра, о не подаренных цветах, и позабытых в спешке благодарностях: «спасибо», «было вкусно», «приготовь ещё», о том, что так и не валялся на снегу с собакой, не покупал билетов в никуда, о той керамике, которую ты так и не купил у старого усатого торговца в феске, о том, что в школе так и не осмелился поцеловать курносую соседку, о том, что не сыграл с пенджабцами в карром, когда тебя позвали, о недоговорённом, обо всём, что ты не мог другим сказать, и что и они тебе сказать, наверно, не успели, о том, что слишком медленно учился на ошибках.
____— Добрый вечер.
____— Добрый вечер, — отвечаю молодой паре, которая звенит тарой в пакете.
____— Вы здесь один?
____— Как видите, — я отвечаю, пробуя в эту секунду, каков на вкус коктейль из меланхолии аскета и того, что всё-таки твоё существование кому-то зримо.
____— Не хотите с нами? — рослый парень приподнимает пакет, чтоб обозначить суть предложения.
____— Из винного? — я ухмыляюсь то ли оттого, что разгадал их замысел, а то ли оттого, что меня пригласили, и этот вечер не нужно будет поедать всухую без питья. Когда ешь всухомятку, тебя всегда преследует комок во рту, а вот танин хотя и вяжет рот, но всё-таки с ним можно проглотить любой из вечеров.
____— От местных виноделов. Здесь есть разное.
____— Я не заставлю себя уговаривать.
____— Вот и славно, — заключает девушка. Та самая, у которой один стол с бухгалтером и которая помогала мне поднять бумаги, рассеянные ветром.
____Мы знакомимся.
____На лифте поднимаемся на четвёртый этаж. Так высоко в пансионате я ещё не забирался.
____— Если что, вам придётся меня спускать, — шутя, предупреждаю.
____— Нет проблем.
____С открытой террасы мы приближаемся к двери номера.
____— А отсюда, должно быть, превосходный вид на море, — замечаю я, показывая направлением головы в сторону воды.
____— Да, выходить из номера по утрам одно удовольствие.
____Они проходят в номер, я за ними. Просторное помещение с высокой мягкой кроватью, шкафом, двумя креслами и каплеобразным журнальным столиком с покрытием стеклянным.
____ Как раз нам будет удобно, — говорит парень, — мы в кресла, а вы напротив нас.
____— Да, лучше не придумаешь, — я отвечаю ему улыбкой, чуть не смехом.
____— Что вы обычно пьёте?
____— То, что есть, — всё так же ухмыляюсь.
____Мы, знаете, неособые знатоки вин, — любезный юноша.
____— Ну, знаете, и я не изучал ампелографию, поэтому не различаю терруар, и вряд ли могу уловить третичные оттенки: землистость, грибной вкус, пожалуй, только его запах…
____— Тогда с вином мы точно все поладим. Предлагаю начать с гранатового вина, оно почти как компот.
____— Я не против.
____Парень, тряся пышной шевелюрой волос, которая местами сплетается в не вполне аккуратные космы, достаёт бутылку без этикетки только с приклеенной запиской и ставит её на стол. Остальное он уносит в душевую. Девушка же достаёт из рюкзака большой и жёлтый, словно луна, плод дыни.
____Кудлатый ставит на стол две кружки.
____— Извините, то что есть.
____— Главное ведь это не сосуд, а его содержимое.
____— Верно! Как в точку. Разливайте, — говорит он мне.
____— А вы? — из вежливости спрашиваю девушку, хотя наверняка уверен в том, каким будет ответ.
____— Мне, к сожалению, нельзя.
____— Действительно, достойно сожаления. Тогда я предлагаю пить за то, чтоб было можно!
____— Лучше и не скажешь, — отвечает паренёк, нетерпеливо потирая руки.
____Я извлекаю неплотно посаженную пробку и разливаю лёгкий напиток без терпкого запаха так часто присущего красному вину.
____Да, гранатовое то, что надо!
____— Нужно порезать дыню, чтобы закусывать.
____— Это вино и закусывать не нужно, в нём алкоголя меньше, чем в компоте.
____— Ну её всё равно нужно порезать, — говорит девушка, — да и сыр тоже.
____Она достаёт из кармана рюкзака большой кусок домашнего мягкого сыра, который будет рассыпаться в руках, а языку дарить жирный сливочный вкус, и принимается над ним хлопотать.
____— Вы знали, что гранатовое не является вином? В том смысле, что фруктовое вино, по сути, не считается вином у виноделов.
____— Насколько помню, вином называют только то, что сделано из винограда, — уточняет парень.
____— А вы какое любите?
____— Вино?
____— Да.
____— В основном сухое, это мы взяли на пробу, но оно мне нравится, довольно лёгкое, — при этих словах он глядит на кружку, как глядят на бокал, но так как кружка не прозрачна, жест его бессмыслен.
____— А стили?
____— Вы о винограде?
____— В общем, есть ли предпочтения у вас по регионам или виноградам? Мне просто любопытно, у кого какие вкусы, — уточняю я.
____— Особенно я в винах и не разбираюсь, знаете, нравится шардоне, совиньон-блан.
____Я понимающе киваю, но чувствую себя занудным стариком пред этой парочкой молодожёнов, хотя они, как я могу судить по их рукам, не объявляли даже о помолвке. Я пристаю к нему со стилями вина, пытаясь завязать беседу о знакомом мне, хотя в его года и сам интересовался только тем, какой процент у алкогольного напитка. В этом вопросе собеседниками могут быть лишь ведьмы на веранде, и пусть они систематично ходят в церковь, но не знают десять заповедей и считают то, что убийство — смертный грех, зато они с закрытыми глазами отличат бофор от твёрдого кальтбаха, и лишь по вкусу безошибочно ответят, где в бокале им налит граубургундер, а в каком — гевюрцтраминер.
____Вихрастый парень знает толк, как только истекает первая бутылка — на горе этого напитка было мало — из душевой он сразу же выносит две. Пока мы пили первую, другие он предусмотрительно разместил в холодной ванне. У этих пробки сидят уже как надо, и пока он штопором священнодействует над ними, я беру кусок дыни и всасываюсь в её молочную плоть.
____Мы выпиваем, красное и терпкое вино. Гранатовый напиток был куда приятней, но и красное не самое плохое, мне доводилось пить такое, от которого сводило горло, и дело было даже не в 2,4,6-трихлоранизоле.
____— А то какое? — спрашиваю я, показывая на второй сосуд.
____— Написано, что изабелла.
____— Плесните мне его, — я допиваю таниновую гадость, чтобы подготовить кружку к новой порции вина.
____В вине из изабеллы есть что-то от цветения сирени. Ещё по половине кружки этого чудесного вина и, наконец, я обнаруживаю, что кудлатый парень — любопытный собеседник.
____— …мне не хватает здесь какого-то движения, им нужно поработать над концептом. Здесь может быть и неплохо сделано всё для пожилых, но очень мало развлечений для тех, кто помоложе.
____— А мне здесь нравится, — перебивает его пассия.
____— Я не говорю, что здесь плохо, но вот мы с тобой были на экскурсиях… на скольких?
____— Трёх, — уточняет девушка.
____— Были на трёх экскурсиях, и всё! Всё, больше здесь ничего нет! Ну разве парк, до него можно доехать на такси, погулять в нём, но это быстро надоедает.
____— А мне нравится гулять неторопливо, отдыхать. У нас с тобою отдых, а ты всё время куда-нибудь бежишь, как будто тебе не хватает гармонии с самим собой, и ты её где-то ищешь.
____— Дело не в гармонии, а в том, что здесь, по сути, и нет развлечений.
____— Здесь не туристический курорт, а лечебный пансионат и все развлечения здесь — это процедуры.
____— Для тебя, но не меня. У меня-то всё ОК, — говорит он, не заботясь о чувствах своей спутницы. Мне кажется, что сказывается его максимализм. Он, гладковыбритый, а может, просто волосы как следует ещё и не растут, с объёмной шевелюрой выглядит так молодо и живо, что всерьёз воспринимать его довольно сложно, но игривый огонёк в глазах и некая харизматичная смешливость заставляют улыбаться каждой его шутке.
____— А вы посещали здесь аутогенные тренировки? — девушка обращается уже ко мне, не находя понимания у своего спутника.
____— На них главное — не заснуть, — шутит он опять.
____— Нет, на них я не хожу, — отвечаю я.
____— Зря, это позволяет познать себя, прочувствовать своё тело, научиться управлять им, понимать его. Знаете, многие живут, не зная своего тела.
____— Это что, люди не знают, где у них рука или нога? — опять отмачивает шутку.
____Девушка укорительно глядит на него.
____— Нет, ну правда, как там было, — он уже вовсю смеётся своим шуткам и продолжает блаженным размеренным голосом парадировать тренера, — «почувствуйте свою руку, ощутите, как разбухают ваши руки, как их объём увеличивается». «Приятно ли вам это состояние? Запомните его…» Я запомнил его и сразу заснул. Теперь мне кажется, что мой сон — это аутогенная тренировка.
____От своей трезвости девушка неодобрительно смотрит на него и, принимая решение не обращать внимания, спрашивает у меня повторно: «Так вы не ходили?»
____Я прекращаю лыбиться шутке и отвечаю: «Нет, мне интереснее понимать своё тело с научной точки зрения».
____— Так это наука, реальная методика для достижения гомеостатического равновесия организма, — продолжает девушка отстаивать эту эскапистскую методику.
____— Мне это не нужно, — упрямо отвечаю. — Мне куда интереснее биологическое знание о самом себе, чем метафизика.
____— Это не метафизика.
____— Но это больше про ощущения и чувства, чем про понимание процессов. Я не буду спорить и говорить, что это бесполезно, я не знаю, есть ли хоть какие-нибудь исследования на этот счёт, но помимо вот таких техник, я уверен в необходимости знаний о самом себе, как о биологическом механизме, для каждого человека. Это понимание себя не только через осознание себя, как личности, и не только понимание своих психологических парадигм, своей сущности, но и понимание хотя бы в элементарном виде влияния на себя гормонов и нейротрансмиттеров, понимание базовых понятий нейробиологии: функций лобной доли, больших полушарий, лимбической системы, знание работы тех или иных органов, клиренса крови при так называемом пищевом отравлении этанолом, как у нас сейчас, насколько организм способен быстро переработать этанол в ацетальдегид, а ацетальдегид в уксусную кислоту, и я уже не говорю о том, что хорошо бы каждому человеку знать и свои генетические предрасположенности, что, вероятно, в будущем получит особенное распространение, вероятность раковых заболеваний, облысения и так далее.
____— Ох, как, — отвечает парень, — мне понравилось, как вы сказали.
____— Да, всё это звучит красиво, — отзывается и девушка, — но эти знания недоступны обычному человеку, поэтому люди и доверяют специалистам.
____— И что эти специалисты всегда помогают так, как надо? — спрашиваю я.
____— Наверно нет, но без них тоже не справиться, все эти вещи, науки специалисты-медики изучают годами, прежде чем становятся теми, кто может поставить верный диагноз и лечить.
____Я откусываю дыню. Даю ей насытить моё горло и лишь затем отвечаю:
____— Спору нет, вы правы, но иной раз люди как бы намеренно стараются дистанцироваться от знаний, блокировать их присказками: «Мне в этом не разобраться». Такое ощущение, что они боятся знаний, но как их можно бояться? Если человек, сталкиваясь с новыми знаниями, их боится, то он дикарь, пугающийся зеркала. Человек, внутри которого горит прогресс, никогда не воспримет новую информацию, как угрозу или что-то лишнее над чем стоит только посмеяться, вы так не считаете?
____— Люди вообще не лучшие существа, — на удивление серьёзно отвечает молодой шутник.
____— Вот с этим не могу не согласиться.
____— Столько зла они делают друг другу, — с грустью в голосе добавляет юный собеседник.
____— Люди становятся лучше, я читала о том, что количество насильственных преступлений снижается, — заявляет девушка.
____— Плоды дрессировки, — отвечаю я, — но мы как вид неисправимы.
____— Давайте выпьем за кого угодно, только не за людей.
____— За кого тогда?
____Он задумывается.
____— За птиц.
____— За птиц? — я переспрашиваю.
____— Да, за птиц.
____— А почему именно за них?
____— Потому что они летают, и свободней нас.
____— Я не против.
____Мы чокаемся и выпиваем. И только тут я понимаю, почему этот кудлатый парень пригласил меня, ему необходим был собутыльник. От опьяняющих соков, расслабляющих тело, я разваливаюсь в кресле. Засматриваюсь на бутылку. И кто только придумал разливать вино в зелёные бутылки, бутылки цвета медицинской тары, такой, которая не пропускает свет, а если всё-таки какой-то свет проходит, то это только жалкие частички, не свет, а только полумрак. Так что же скрыто там за хризолитовым стеклом бутылки? Яд? Микстура? Тьма? Темница джина? Океан? А может только его бездна? Но узнаёт только тот, кто пьёт, кто нет — несведущ.
____— Давайте допьём это поганое пойло, — тайна бутылки подначивает меня к разгадке.
____— Почему поганое? По вкусу оно вполне достойно, — кудлатый вертит бутылку, вглядываясь в плещущуюся на дне жидкость.
____— Не спорю, но в пьянстве без пейоративов меньше шарма.
____Им сложно принять мою привычку, но тебя, я помню, никогда не раздражала моя манера снабжать повествование пейоративами особенно, когда я сетовал на глупости людей или убогое устройство какого-нибудь института.
____Какое-то время мы ещё сидим, беседуя о чём-то, кажется, заумном и, наверно, даже нудном, хотя не исключаю и того, что диалог наш лишь набор абсурда. Типичная пьяная философия.
____— Не хотите граппы? — спрашивает меня философ-собеседник.
____— А сколько у неё градусов? — осведомляюсь я.
____— Как у водки.
____— Водку я не хочу.
____— Но вкус-то у неё лучше, — убеждает парень.
____— Ты ещё и эту свою граппу будешь пить? — недовольно вмешивается девушка.
____— Мы обязаны выпить по рюмочке, — отвечает парень.
____Он достаёт из комнатного мини-бара граппу и извлекает откуда-то две небольшие рюмки.
____— Только по одной, — предупреждаю я.
____— Только попробовать, — он соглашается.
____Я опрокидываю рюмку граппы, но на деле будто засылаю патрон в дуло трёхлинейки. В меня уже не лезет, потому и вкус неприятен.
____— Ну как? — интересуется кудлатый.
____— Нет, я пас. Мне нужно подышать.
____Пока я еле втискиваюсь в проход, слышу: «Зачем тебе обязательно нужно напиваться? Зачем тебе эта граппа, когда ты пьёшь вино?»
____— А тебе какое дело? Я же пью, а не ты!
____Менее всего мне хочется быть свидетелем чьей-то ссоры, поэтому я рад вырваться на воздух.
____Я в одиночестве у края на балконе. Ночь холодна на вкус. Она полна печальных слов, воспоминаний; полна пьяных надежд, грёз, слёз, спотыкающихся на щеках, холодка то ли от ветра, а то ли от того, что вдруг всплывает в памяти и топит в булькающей трясине тоски. Передо мною белая луна, и я цепляюсь за неё, желая вытянуть из головы скопы воспоминаний, которые так неразрывно связаны с луною и тобою, но она, как кусок мыла, ускользает, не даваясь в руки. Когда ты пьян повсюду искажения, не только карнавал для клеток Пуркинье, но даже сахар слаще, звёзды ярче. Луна, луна… луна и звёзды.
____Я вновь спускаюсь по ступеням прошлого. Чтобы края не разметались, портной применяет оверлок; хорошо, когда на выручку приходят технологии, но таковыми не владею я и просто по старинке прижигаю края спичкой. Зажатый в губах фильтр, удар головкой с бертолетовой солью и сульфидом сурьмы(III) о красный фосфор и — вуаля — дефлаграция, ещё секунда и затяжка, вкус тлеющего табака. Я вспоминаю, сколько раз смотрели мы с тобой на звёзды. Мне хочется набрать твой номер — хотя его я стёр давно — и слушать эхо голоса: «Аллё, аллё… Аллё, аллё…» Ты знаешь, это песня для души, простая формула двух звуков, прилипающего к нёбу языка. В подобные минуты всегда думал, дозвонившись, тебе скажу я: «Здравствуй, это я!» Но ты б не поняла поэзии трёх слов, ты думала б не о словах и их глубоком поэтическом мотиве, а о том, кто, собственно, тебе звонит. А мне бы так хотелось просто в трубку назвать твоё имя. Мне хочется сейчас, чтобы хотя бы кто-нибудь проговорил вслух твоё имя, но пространство от него защищено… Я сам его произношу, чтоб потревожить, разбудить пространство; пробуя его на вкус отдельно от чужих мешающих ушей и слов. Ты знаешь, это пристрастие к тому, чтоб говорить и слышать имя той, которую ты любишь, мне болезненно напоминает цитату из новеллы «Театр теней» Онофа: «…сквозняк в его комнате то и дело подталкивал мысли к одному, одному-единственному слову, ведь ветер, сложив губы трубочкой, дул в щель окна: «у… у… у… у-у… у-у…». «Урсула», — он выговорил то, что начал было ветер».