ЗАКЛАНИЕ

____Вы помните?
____Что первое приходит вам на ум?
____Я помню: уставшая босая ночь в туальденоре шла за нами по пятам, лишившись в этот летний час своих инсигний, тьмы и холода, мы оборачивались на неё смеясь. Её тщеславие было смешно, она была не властна ни над нами, ни над городом, ни даже над самой собой. Конечно, пройдёт время, и она вернётся отомстить с довеском в зимний час, когда на босу ногу она натянет кожаные сапоги со скрипящими под снегом каблуками, что были неким мастером обувщиком подбиты металлическими подковами, точно копыта вороного скакуна, а туальденоровую ткань, что отдаёт не то сермяжным облачением бедняги, не то саваном, заменит бурая медвежья шкура с плеч абрека.
____Вы всё, конечно, помните…
____Но почему же вы? Разве после стольких лет я не могу к вам обращаться, как и встарь, на «ты»? Вы разрешаете? Да, я обращусь к тебе на «ты», и если после этих строк вдруг будет неприятно далее читать, ты бросишь, ты всё, конечно, бросишь… но тогда ты не узнаешь и конца. Ты думаешь, что он, конец, произошёл тогда, когда стояли мы у двери, и я произносил: «Надеюсь больше никогда…» О нет, то был финал, но, к сожалению, отнюдь не финиш.
____Так что же первое всплывает в памяти? Ах да, мне кажется, тебе мерещится, её не должно ворошить. Воспоминания подобны увязшему в предметах эху. Кому придёт на ум их извлекать из стульев, штор, столов, стаканов, антресоли, шкафа, лампы, утюга, гардин, фортепиано, рам картин, обоев, спичек, шоколада, аппликаций, книг, одежды, пыли под кроватью, зубных щёток, одеяла, каблуков, розеток, ванны, старых песен или… поцелуя.
____Вот мы стоим. Всё та же хилая худая ночь плетётся на задворках и не может к нам пробиться через свет вольфрама и цветы петунии и левкои. Над нами полукруглая оштукатуренная арка, и она не то чтобы проезд во двор, а величавый вход, пештак ведущий к новой жизни.
____— Скажи серьёзно, что ты обо мне думаешь.
____Все эти дни я медлил, как подросток, и даже, к своему стыду, и в этот вечер.
____— Ты мне нравишься.
____Я приближаюсь, чтоб поцеловать тебя.
____— Нет, подожди, серьёзно, — ты не даёшь мне это сделать.
____— Я серьёзно.
____— А почему ты мне до этого не говорил?
____— Дурак. Я думал, что ты мне откажешь.
____— Почему?
____Я делаю плечами жест. Тогда не знал я даже своих мыслей, а ты просила, чтобы я угадывал ещё твои.
____Я больше ничего не говорю, но это и не значит, что молчу, ведь души могут петь глазами. О, плавная меланхолическая баркарола! Твои глаза. Мои глаза. Лукавое подмигивание месяца, он знает, что произойдёт, он видел это миллиарды раз!
____Мы приближаемся друг к другу. Поцелуй. Он славный апогей надежд людей, что только лишь влюблялись — не любили. За ним, им думается, счастье. Я отрываюсь от влажной теплоты твоих изысканных и тонких губ. Вкус поцелуя всё ещё в виде фантома ощущается на розовых губах и языке. Да, поцелуй имеет вкус. Из-за него-то в вечер тот я погибал.
____Ты думаешь, я этого не помню? Прошло немало лет. Да, чувства и воспоминания способны также постареть, поизноситься, словно вещи или люди. Но знаешь, для меня и самого то чудо, что за долгий срок события тех дней, да что там дней, той жизни, не превратились в жалкие реминисценции, они ясны и чётки, словно призрачная явь, живущая, ну скажем, где-то по соседству.
____Я помню, мы стояли близко. Я чувствовал твоё тепло, пытаясь разгадать секрет лица. Никак не мог понять: ну в чём его очарование! Я позже разгадаю, но тебе об этом не скажу, хотя, быть может, ты сама его когда-то осознала. Тогда я был наивен, юн, полон романтики, мечтаний и душевного подъёма. И вот мечта нашла дурака: хотел влюбиться, как мальчишка, и вот на тебе.
____Тогда, не зная всех этих лиричных слов, но чутко чувствуя, что есть ещё какие-то иные грани, я взирал на россыпь родинок на твоём лице и чувствовал душою: не щёки у тебя — ланиты; светлых волос отлив, переливающийся под луною, — нежный мягонький пушок котёнка, беря на руки этого котёнка, всегда боишься уронить.
____Мы виделись тогда с тобой ночами, но облик их не отличался и от дней, пожалуй, только не было людей. Ведь там на севере, откуда мы — о, как это звучит, заметила?! — летом ночь светла как день. Они всегда там тихи и пусты. Тогда они ещё там были тёплыми, и мы гуляли до рассвета в имбирной свежести восхода, и нам двоим эти невнятные северные ночи казались необычайно чудными, а вот одному такие ночи всегда кажутся полными печали, меланхолии, рюмкой водки выпитой в одиночку.
____Ты, верно, всё это сейчас читаешь, думая, что я пишу напрасно. «Ты цепляешься за прошлое». Я знаю, дорогая, но сама же посуди, что может меня ждать в настоящем? Я не сошёл с ума, и я не сделал твоей куклы, как Кокошка. Я только лишь пишу. Ты знаешь, что один поэт вдруг как-то написал в стихах письмо к женщине. Я взялся написать роман. Эссе, если угодно. Почти документальная работа о любви. Что может быть банальней жизни, но что же может быть её прекрасней? Ведь каждый, оглянись, записывает одну книгу — жизнь. Но только я увековечу её на бумаге. Ты обладала ею в миг, в пору, в моменты, которые, увы, так мимолётны, увы, так скоротечны, увы, так коротки.
____Даю верхний моляр, что у тебя сомнения: читать ли дальше? О, если хочешь сберечь хороший сон и аппетит, брось, не читай. Любой тебе такое же ответит: «Не трать на это свою душу». И что с того, что я её потратил? Но книги не узнаешь, пока ты не начнёшь читать. Ведь эта песнь хромого соловья, что накарябана чуть выше, ещё даже не экспозиция романа. А то, что будет дальше, — письмена этрусков, и у тебя одной имеется к ним ключ.
____Второй вопрос, который крутится в твоём встревоженном мозгу, и это справедливо: «А разве ещё есть любовь?» Ты полагала, что она конечна, что у любви имеется запас, что всё на этом свете смертно. С устройством мира не поспоришь, только кто сказал о том, что мои чувства к тебе догорели? Моя любовь — соцветие из чувств таких порядков, что их сложно чем-нибудь застлать. Не зря пииты в своих песнях часто сравнивали страсть с простудой. Известно, что простудой на губах нередко называют альфа-герпесвирус, а их изоморфизм с любовью явственно понятен тем, кто непосредственно знаком с обоими не понаслышке. Раз заразившись ими, ты уже не можешь из себя изгнать их. Бывают времена затишья, забываешь их, бывает, как сейчас, когда они особенно напоминают о себе. Не надо думать, что любовь моя всё та же, что была так много лет назад, не надо думать, что такая же, как и в начале, или та, что привела к разрыву. Она другая, её сложно описать, быть может, даже этот труд попытка её объяснить словами на бумаге, попытка разобраться в том, что было между нами. Предполагаю, что тебе это не нужно, готов биться об заклад, но мне эти вопросы не дают покоя. Почему? Пожалуй, это тоже предстоит понять!
____Мне думается, для начала я сформулировал простой, понятный синопсис причин, что подтолкнули меня к этим мемуарам. И я решился записать нашу с тобою жизнь, которая, конечно, для тебя уже прошла, но для меня, признаюсь, существует где-то рядом. Я не могу её забыть. Однако стоит сразу обозначить, что в мозг мой природой не заложен хронологический порядок для отображения воспоминаний. Они скорее в нём разбросаны, словно созвездия. Одни сложны, другие просты, а третьи ярче всех сияют. И мне, чтоб следовать по ним, нужна эфемерида. Но если для созвездий эфемериды составляла целая плеяда астрономов, к тому же в разные века, вооружённая рефракторами, то мне же предстоит ей заниматься в одиночку, используя лишь скудные записки, фотографии и материалы, что я прихватил с собой. Ну всё ж я постараюсь быть последовательным, насколько это мне позволит моя память. А она у меня прекрасно сохранила все воспоминания. Каюсь, было время, дни и ночи напролёт пытался гребнем я вычёсывать из головы воспоминания о нашей с тобой жизни, но то был тщетный труд: они в ней сохранились в первозданном виде. Быть может, только лишь чуть-чуть ну где-то, скажем, помутнели, погрубели, словно фотоплёнка, а вот иные, думается мне, наоборот, приобрели излишние изысканные краски, вкусы, запахи, тактильные контакты.
____И вот теперь из-под моей руки выходит этот труд. И он отчасти посвящён тебе, отчасти мне, а по итогу нам обоим. Как впредь, как раньше, как в те времена, когда каждый из нас друг перед другом и другими всё чаще пользовался суммой наших «я», произнося заветное, лирическое «мы».
____Я понимаю, что сейчас в твоём мозгу елозит, крутится вопрос, стремясь соскользнуть с полушария на кончик языка и уж с него сорваться, словно капля, и разбиться о страницы этой книги громким криком: «Всё это для меня? Ради меня?» Да, дорогая, это для тебя! Ту часть любви, которая была положена тебе, ту часть любви, которую я недодал, я отдал этой книге. Но не подумай, будто этим самым я пытаюсь возродить твою любовь. Как это мелко, вдруг пытаться отряхнуть любовь от пыли. Увядшие от засухи цветы не воскресишь, и даже слёзы это не нектар, живительной воды не существует.
____Не нужно подносить руку к лицу, ведь это неосознанная попытка заслониться от написанных моей рукою строчек. И не волнуйся, успокой своё сердечко, не надо жадно кушать буквы и слова, читай расслабленно, я накидал порядочно графем, и разбираться в них придётся долго, может, и не раз, поэтому читай, не торопись, ведь это будет некороткий путь и, главное, нелёгкий.
____Прости, что вывалил всё это на тебя, но мне, по чесноку признаюсь, больше некому писать. Мне хочется осмыслить то, что я за эти годы прожил, дифференцировать события, истоки их и результат. Прекрасно зная мою страсть к закономерностям и выводам, тебе будет несложно уловить этот мотив, зашитый в моё естество самой природой. Надеюсь, что, прочтя эссе, ты согласишься с тем, что я не мог иначе…
____Но я начну писать, позволь, не с самого начала, а скорей с конца. Зачем всё это нужно, ты поймёшь потом, ты знаешь, для всего имеется своя причина. И дело даже не в детерминизме, а скорее в том, что удалось мне осознать, когда я пару дней провёл вот здесь, у моря. Я понял, что нельзя, несправедливо будет отделить мою историю, воспоминания и побудившие меня к ним силы оттого, что, собственно, меня здесь окружает, от людей, природы, общей атмосферы, моей жизни настоящей, ведь мышление человека, известно, неотделимо от окружающей его среды, там, где царит гармония, спокойный дух, где суета, агрессия — нервозность.
____По вышеперечисленным причинам я решил писать сначала, я уничтожил первый экземпляр, он благо был мной не окончен, и… в общем, вот, перед тобою то, что, как я думаю сейчас, всецело передаст моё мышление, воззрения, историю и наконец итог.

II

____Поезд трогается, набирает ход. В руках я держу книгу, но никак не могу начать её читать. То смотрю в окно, то разглядываю проход вагона, пассажиров. Смотреть не на что, и я уже собираюсь погрузиться в изучение, как замечаю приближающегося ко мне человека. Чёрные очки и белая трость — слепой. Лёгкое угольное пальто и фетровая шляпа. Подходя к моему сидению, он останавливается и бьёт по моей ноге белой тростью, хотя я ничего не чувствую, всё же говорю:
____— Это моя нога, — не задумываясь, произношу на родном.
____— Простите.
____— Ничего страшного. Напротив свободно, — показываю я, как будто он способен уловить мой жест.
____— Спасибо, — он садится.
____Я разглядываю его, пользуясь тем, что он не видит. Среднего роста, с отдающей рыжиной щетиной на щеках и подбородке, лицо не бесформенное, не овал и уже тем более не круг, а чуть резкое, в меру скуластое, нос неострый, но и не картошкой, приятное лицо. Особенно эффектно на нём смотрятся солнцезащитные очки wayfarer, жаль, сам он этого не видит.
____— Вы едете в… (он произносит название пансионата, не хочу его здесь приводить)?
____— Да, именно. А как вы это узнали?
____— Я сам туда еду, — он улыбается. — Да и мы с вами говорим на одном языке, а если человек нашей национальности едет в те края, то можно ставить восемь к одному, что едет он туда.
____— Да, я об этом не подумал.
____— Вы, надеюсь, не против беседы?
____— Нет, почему бы нет, — отвечаю я, хотя на самом деле несколько обескуражен. Уверен, что тебе да и другим, моё изумление может показаться странным, но я действительно пребываю в лёгком смятении оттого, как легко этот джентльмен завязал со мной беседу, оттого, что он заговорил со мной, да и вообще меня заметил, если можно так назвать то, что его трость ненароком наткнулась на мою ногу. Признаться, за предшествующие годы я отвык даже от мысли, что могу быть для кого-то не то чтобы значим, но и вообще приметен.
____— Я, видите ли, могу иногда показаться крайне прямолинейным, но вы, наверно, уже догадались, что я абсолютно ничего не вижу, и потому я всегда спрашиваю. Это для меня единственная возможность понять, как реагирует собеседник, если не учитывать тон голоса, но так как я с вами ещё плохо знаком, то предпочитаю лучше спросить, чем гадать. Надеюсь, мои тирады вас ещё не утомили.
____За окном вкрадчиво, сокрытое ресницами хвойных верхушек, мне подмигивает солнце.
____— Не беспокойтесь, я и сам порою говорю не меньше.
____— Это очень хорошо. Но если я вам надоем, то вы мне лучше скажите. Есть люди, которые плохо разбираются в невербальных знаках, а я их и вовсе не вижу. Мне иногда думается, что всё было бы намного проще, если бы люди научились говорить друг другу правду и не скрывать свои эмоции, честно говорили бы о том, что им нравится и не нравится, что их привлекает, а что вызывает скуку, но, к сожалению, люди так устроены, что они часто врут другим, чтобы кого-то не обидеть, чтоб не показаться грубыми или, наоборот, чувственными и нежными, а ещё чаще, мне так видится, простите за оксюморон, что люди врут себе, пытаются скрыть свои желания и чувства даже от самих себя, не говоря уж о других.
____Заканчивая гному, он поворачивает голову к окну, как будто смотрит в проносящийся пейзаж и небо, изрезанное проводами линии электропередачи.
____— Да уж, люди — самое сложное, что есть на планете.
____— С этим не поспоришь. А вы уже бывали в этом месте? — он спрашивает про пансионат.
____— Нет, я еду туда в первый раз, но несколько о нём наслышан.
____— Вы увидите много интересного.
____— А вы бывали?
____— И не раз. Там, знаете ли, совершенно любопытнейшая публика, но в основном пожилые люди, бывают там и дети, даже семьи, редко молодые, не то место. Сборище всех тех, чьи родственники, редко они сами, сколотили приличествующее состояние, но всё же не настолько большое, чтобы тратить сотни тысяч на умирающих, больных или психически нездоровых людей.
____— Нелестно вы об этом месте.
____— Нелестно, но честно. Но если я ворчу, вы меня простите, я это не часто. Вы поймите, я этих людей не осуждаю, просто говорю, что они любопытны в общении, в своих суждениях, надеждах, предрассудках. Но в общем-то, обычные люди, вы в этом сами убедитесь.
____— А как вы собираетесь добираться от станции до пансионата?
____— Возьму такси.
____— Вы знаете, меня буду встречать, я мог бы захватить и вас с собою, если у вас небольшой багаж.
____— У меня его и вовсе нет.
____— Вообще?
____— Да.
____— Но как так? Совсем без багажа?
____— Там будет всё, что нужно. То, чего там нет, здесь в моих карманах, — он хлопает по ним. — Я не читаю книг, их я только слушаю, на это у меня есть плеер, мне также абсолютно всё равно, как я выгляжу, а там дадут простой костюм.
____— По вам не скажешь, что вам всё равно на внешний вид.
____Я смотрю на уложенные набок светлые волосы, на твидовый пиджак в клетку и серый галстук. Единственное, чего недостаёт, так это нагрудного платка, но и без него нельзя сказать, что этот человек хоть как-то выглядел неряшливо, небрежно.
____Но он не отвечает.
____— А что вы читаете?
____— Как вы это поняли? — спрашиваю я.
____— Цветная краска сильно пахнет, особенно когда книга новая.
____— Анатомию, про артерии, — отвечаю я, не задумываясь нюхаю книгу. И правда, запах сильный.
____— И про что сейчас читаете?
____— Arteria femoralis.
____— О, это та, что находится на внутренней стороне бедра?
____— Да, та самая, которая кормит ноги, а ноги кормят человека, как бы это ни звучало.
____Он пожимает губами, будто пробуя слова на вкус.
____— А мои хеморецепторы не так искушены, чтоб ощущать мельчайшие нюансы, — говорю я.
____— Вы многое теряете без обоняния, значительная часть генома млекопитающих кодирует именно обонятельные рецепторы.
____— Я знаю, но мы с вами всё же люди и имеем то, что есть. Но иногда мне кажется, хотя это и глупо, что у меня не рудиментарен Якобсонов орган, но вряд ли такое может быть, хотя…
____— Женщины?
____Я выжидательно смотрю на него.
____— Вы тоже чувствуете?
____Он улыбается, кивает.
____— Не правда ли, прекраснейший из ароматов? Бывали времена, и мне казалось, что он способен запросто свести меня с ума…
____Я чувствую, его слова наполнены особым смаком.
____— А вы, я вижу, хорошо разбираетесь в анатомии.
____— И не только.
____— Это замечательно, значит, там мне будет с кем поговорить.
____Да, таким образом я познакомился с этой личностью, которая в некоторой степени повлияла на образ моих мыслей.

III

____Вернёмся к самому началу. Нам не дано узнать, как зародилась жизнь, ни наша, ни тем более земная. Точнее, можем мы гадать, но вот доподлинно узнать, увы, бессильны. Но вот любовь наша зародилась так же ненароком, как и жизнь.
____Полупустая летняя веранда. Простые деревянные столы, приставленные к ним, как отпрыски, четвёрки стульев, кажется, они сосут соски своей четвероногой матери. Над столом повисли жёлто-синие плафоны, в них сияют лампы, хотя из окон, вечер светлый, льётся пламя утопающего за горизонтом событий солнца. Вот она черта.
____— Куда у вас здесь можно сесть?
____Растерянный официант не знает, что же мне ответить.
____— Да хоть куда, — всё ж проговаривает он.
____Похоже, он работает не так давно.
____— Тогда сюда, — я показываю на стол, что расположен ближе к входу.
____— А сколько вас будет человек?
____— Я один.
____— Ну я просто не знаю, может быть…
____Ему не хочется меня сажать одного за стол на четверых. Он думает, ему не хватит мест, ведь сегодня в их захудалом заведении мероприятие, точнее, спектакль.
____— Тогда я сяду с девушкой, если она не против, — впервые я обращаю на тебя внимание. Я видел тебя только со спины, ты подошла чуть раньше и уже планировала сесть, когда я обратился к этому гарсону.
____— Нет, не против.
____Ты к шалости судьбы в тот вечер сидела тоже в одиночку. Я сажусь.
____— Уже бывала на таких спектаклях?
____И тут впервые я смотрю в твоё лицо, оно так близко. Я был тогда приятно удивлён, ведь я не видел, с кем придётся разделить мне стол.
____— Нет, сегодня выступает моя подруга, так что я пришла её скорее поддержать.
____Я с первых же мгновений был очарован живостью и глубиной твоего голоса, он шёл не из гортани, из груди. Наверно, никогда я раньше не встречал людей с настолько выразительным произношением. После твоей короткой реплики, короткой, но настолько важной для меня и даже, скажем так, информативной, я взглянул на тебя ещё внимательней, чем прежде. Твой голос мне сказал о многом. Ты не стеснялась ни себя, ни своих мыслей, ты была уверена, решительно держалась. Чуть дольше, чем дозволено чужому человеку, я задерживаю любопытный взгляд на сладко шоколадной радужке твоих притягивающих глаз.
____— Я тоже впервые, — отвечаю я своим грудным баритоном, которому нарочито придаю звучания звенящей жести.
____Не зная, что ещё спросить, я замолкаю и смотрю вперёд на пустую сцену. И только тут я вспоминаю, что не удосужился представиться и узнать твоё чарующее имя. Я называюсь и в ответ слышу, как зовут тебя. Мы снова замолкаем. Ты замечала, что обычно незнакомые люди начинают диалог с вопросов, в то время как приятели способны просто излагать истории и мнения? Мне кажется, здесь дело в том, что нам необходимо хоть за что-нибудь цепляться, чтобы понимать какие интересы есть у человека, а просто так рассказывать любому незнакомцу свою жизнь или свои воззрения — дурной тон. И эта попытка зацепиться хоть за что-то наталкивает на природу самого знака вопроса, а может быть, и неспроста имеет он такую форму, которая собой напоминает крюк?
____— Про нас, похоже, забыли, — произносишь ты.
____Я спохватываюсь, как и должно для мужчины.
____— Молодой человек… официант, — я не знаю, как правильно к нему обратиться, и в довесок поднимаю руку, чтобы он меня заметил, — а можно нам меню?
____Он подаёт, беззвучно.
____— Может, он и вовсе не хочет, чтобы мы заказывали, — говорю я, когда он удаляется, тем самым намекая на его прострацию.
____— Похоже, но здесь сервис вообще такой, — ты делаешь жест: пальцы отыгрывают на малой октаве.
____— А ты читала «Две свечи» перед тем как?..
____— Нет, а ты?
____— Я, да. Я многое у него люблю.
____И я уже хочу тебе начать рассказывать про автора, но ты, увидев свою подругу, извиняешься и отправляешься навстречу к ней. Я беру меню и принимаюсь листать, выбирая что-нибудь себе на ужин, но не упускаю и возможность украдкой лицезреть твою фигуру, так удачно скрытую и подчёркнутую там, где это нужно, лёгким летним палевым платьем.
____Когда ты возвращаешься, подходит кельнер, и я заказываю блинчики с начинкой, с чем именно уже не помню, прошло так много лет, а ты берёшь салат, быть может, греческий, а может, с печенью и помидорами, или вообще заказываешь цезарь. Представь, я долго думал, что последний носит своё имя в честь диктатора, почти такая же ошибка, которая обычно происходит и с mille-feuille.
____Я помню, ты тогда спросила, какой из всех видов искусства мой любимый. Я, не задумываясь, ответил, что кинематограф. И мы с тобою принялись беседовать о нём. Мы обсуждали фильмы. Что может быть прекрасней, чем разговоры об искусстве? Ни тебе проблем, ни обсуждения политики, религии, устройства мира. Мы были ведь тогда ещё юны и обсуждали вымыслы, фантазии и формы, нам больше нравился мир красок, творчества, иллюзий, да мы и сами тогда существовали в иллюзорном мире, в том мире, где мечты важнее настоящего и фактов.
____Ты знаешь, у меня сейчас такое ощущения, что я гляжу на все события тех дней со стороны, как будто через зеркало Гезелла, вот только его плоскость несколько сдала, она отображает прошлое в неверных красках. Любое из кафе тех дней — о боже, сколько времени с тех пор прошло — мне видится через глаза импрессионистов, от этого в них есть какая-то социальная патология, вот только в чём дефектность, так никто не удосужился у них узнать. И это особливо видно, коли ты взираешь на кафе через криптомнезическую форму глазами Ван Гога или Сезанна.
____— А что это у тебя? — я показываю в район грудины.
____— Это амулет, из бирюзы.
____— Ацтекский камень. И если я не ошибаюсь, то у них он назывался «кальчихюитль». Они считали, будто это окаменевшие слёзы богини неба. Вот только я не знаю насколько это правда.
____Ты, поражённая, взираешь на меня.
____— Откуда ты это знаешь?
____— Где-то прочёл, — я правда не знал, откуда это помнил. Я хотел тогда ещё добавить, что у персов считалось будто бирюза — это кости людей умерших от несчастной любви, но не успел.
____За соседним столиком приятным жёлтым светом вспыхивает абажур настольного светильника.
____— Ты всё-таки пришёл.
____— Не мог себе отказать.
____— В чём?
____— Спрашиваешь. В любопытстве.
____— Я думала, ты не захочешь меня видеть.
____— Почему?
____— Не знаю, мне откуда знать? Разве нужна причина? — она говорит раздражённо, грубо.
____— Для того чтобы видеть человека — да. Для того чтобы не видеть, не нужна.
____— Как всегда, эти твои изречения…
____Она переминает в руках салфетку.
____— Раньше они тебе нравились, — он отвечает спокойно.
____Она смотрит на него. Долго.
____— Как твои дела? — спрашивает она, не глядя на него.
____— Хорошо. Но ты ведь позвала меня не за этим.
____— Нет.
____— А ты изменилась, — замечает он.
____И почему он говорит с ней так холодно?
____— Ты тоже.
____— Все люди меняются. Глупо надеяться, что человек останется неизменным на всю жизнь. В конце концов, с годами мы умнеем.
____— Да, да…
____— Ты так не считаешь?
____— Не в этом дело.
____— А в чём?
____— Дело не в том, что кто-то стал умнее или глупее. Дело в том, как меняется наше отношение.
____— Мы все взрослеем и смотрим на жизнь уже иначе.
____— И на других людей… Иначе.
____Она смотрит на него, он молчит.
____— Вы просили кофе, — вмешивается официантка. Она ставит на стол две чашки кофе.
____— Лучше б это было виски, — говорит женщина, когда официантка уходит.
____Он откидывается на спинку стула.
____— Подожди, мне нужно позвонить, сказать, где я, чтоб мне могли перезвонить.
____Он не спрашивает разрешения. Просто констатирует. Уходит.
____— Глупая идея, — она наклоняется к столу, обхватывая свой лоб рукой. — Уйти пока не поздно.
____Она молчит погружённая в себя.
____— Ещё глупее, — произносит.
____Он возвращается. Садится.
____— Ты чем-то взволнована?
____— Наверное, я зря пришла. Вообще, всё это зря.
____— Неужели всё, что было, тебя до сих пор так трогает?
____— Не знаю… Не в этом смысле… Наверно…
____— Когда ты уходила, тебе было всё равно.
____— Я тогда сама ничего не понимала.
____— Но ты была решительна.
____— Как и всегда?
____— Как и всегда.
____Они снова молчат.
____— Так ты теперь одна? — он отпивает кофе.
____— Как видишь. Тебя это радует?
____— Не знаю… скорее, нет. Раньше, честно, я бы наверняка получил от этого какое-то удовлетворение. А теперь… Теперь, нет. Теперь мне даже скорее жаль...
____— Так уж и жаль? — вскипает она.
____— А что?
____— А то, что хуже ничего нельзя было сказать! Господи, нет хуже роли, чем быть человеком, которого кому-то жаль!
____— Прости, — он становится намного мягче, — Аделина, выпей кофе, успокойся.
____Она пьёт.
____— Я так давно не произносил твоё имя, Аделина.
____Она смотрит на него, уже не так, как прежде.
____— Ну почему всё должно было сложиться так, скажи мне?
____— Ты сама этого хотела.
____— Но я была дурой.
____— Ты так не считала.
____— Но ты так считал.
____— Считал.
____— Но почему ты мне не объяснил?
____— Пытался. Ты не слушала.
____Он берёт её руку.
____— Зачем ты здесь? Чтоб ворошить то, что было?
____— А что у нас есть?
____— У меня много чего есть, — отвечает он, — но всё это уже не связано с тобой.
____— У меня тоже кое-что есть, но всё, что есть, как будто в прошлом, да и немалая часть, пускай это прозвучит глупо и польстит тебе, связана с тобой, мне нечего скрывать.
____— Тебе так только кажется.
____— Мне бы хотелось в это верить.
____— Ты знаешь, что воспоминания нам преподносят всё в другом, неверном свете.
____— Наверно. Но иногда мне думается, что если был бы шанс начать сначала? Всё. Всё начать сначала. ____Почему же в жизни ничего нельзя вернуть назад?
____— Таково её устройство.
____— Ты рассудителен всё так же, как и прежде.
____— Ты же знаешь, я такой.
____— За это я тебя любила.
____Он молчит.
____— Так для чего ты здесь?
____— Не знаю.
____— Вот как?
____— Я, — она запинается, — я… я как осталась одна… Это долгая история. Я, знаешь, бывало, что часами думала о тебе. Сидела в кресле, держала книгу, не могла читать и только думала о том, что было, что со мною стало. Забавно видеть все свои ошибки в прошлом. Всё кажется таким простым и ясным. Думаешь, ну как здесь можно было ошибиться? А что сейчас? Сейчас я вновь не знаю, что со мной, не знаю, что мне делать с этой жизнью.
____Он качает головой.
____— Что?
____— Звучит ужасно.
____— Конечно, когда тебе сорок четыре года, ты одна и ни черта не знаешь, как ты будешь дальше жить.
____Она отворачивает голову к окну.
____— Ты знаешь, что не всё ещё…
____— А что? — она обрывает его. — Что ещё? Ты посмотри на меня. Кому же я нужна такая?
____— Я не знаю, Аделина, но ты заставляешь меня чувствовать себя виноватым в том, в чём я не виновен.
____— Прости, Георг. Я не права. Прости меня. Ты предо мной ни в чём не виноват. Ты единственный, кто не был предо мною никогда ни в чём повинен. Я из-за этого и злюсь, злюсь на себя, какой же я была тогда дурёхой. Другие, мне кажется, могут быть и недостойны меня, а вот с тобой иначе. Мне кажется, что это я недостойна тебя.
____Она начинает тихо плакать.
____— Ну, Аделина, боже мой!
____Он, как и любой мужчина, от женских слёз не знает, куда деть себя. Но она быстро успокаивается, вытирает глаза салфеткой.
____— Я думала, что когда мы встретимся, я буду перед тобой сидеть с непоколебимым видом, — женщина уже смеётся и улыбается вовсю. — А вот расплакалась перед тобою как девчонка.
____— Боже мой, я никогда бы не подумал, что ты меня всё ещё любишь!
____Она смотрит, и глаза её дрожат.
____— Скажи мне, как же так произошло?
____— Зачем тебе всё это ворошить?
____— Мне хочется во всём раз и навсегда разобраться.
____— А тебе это поможет?
____— Скорее нет.
____— А тогда зачем?
____— А что ещё мне остаётся?
____— Дальше жить, ну неужели ты всё это время только думала о том, как мы тогда с тобою жили?
____— Нет, — она спокойна, — ты наверно прав. Всё это я накрутила себе в последние месяцы, когда узнала, где ты работаешь, когда увидела тебя. Когда я ничего о тебе не знала, ты был белым пятном, в котором можно было рисовать всё что угодно, а когда я о тебе узнала всё, ты приобрёл контуры, свою действительную форму. Нет, я, конечно, предполагала, что у тебя уже семья и дети, но я не знала всё это наверняка. Да и одно дело представлять себе, а вот увидеть наяву — совсем другое.
____— Ты мне завидуешь?
____— Да.
____Он делает головою жест, означающий, что он не ожидал подобного ответа.
____— Точнее, не тебе, а ей.
____— Но ты её не знаешь.
____— Но знаю тебя.
____— Я изменился, ты сама сказала.
____— Изменился, но это не значит, что стал хуже или потерял свою основу.
____— Боже мой, но мы не виделись с тобою двадцать лет!
____— Что с того?
____— Как минимум я постарел.
____— Я тоже.
____— У меня другие взгляды, увлечения, не знаю, что ещё… Да и у тебя, уверен, тоже.
____— Я не об этом.
____— А о чём?
____— О том, что существуют люди, с которыми можно прожить всю жизнь, а с остальными только лишь мгновения. Ты тот, с которым можно жить всю жизнь. Я этого тогда не поняла.
____— И что ты предлагаешь, Аделина? У меня жена.
____— Ничего. Не думай, будто я пытаюсь соблазнить тебя или, боже упаси, вернуть, — последние слова её обиженные, сжатые досадой губы роняют как можно более пренебрежительно.
____— Тогда к чему все эти разговоры?
____— Просто мне хотелось убедиться.
____— В чём?
____— В том, что было. Что это была правда.
____— Конечно, правда.
____— Но ты же сам сказал, что иногда воспоминания нас могут подводить. Теперь я вижу, что ты такой, которым я тебя запомнила.
____— Ты тоже та же, только в твоём взоре слишком много горя и печали. Раньше их там не было.
____— Ты знаешь, если женщина долго живёт одна или страдает, что ещё, наверно, хуже, то она теряет мягкость, женственность в глазах?
____— Над этим я не думал.
____— Зря.
____— Я думал, что когда приду, узнаю, что у тебя всё в порядке.
____— Я думала, когда сюда приду, то буду именно такое и изображать, но, как ты понимаешь, этого не получилось.
____— Ты знаешь, я всегда тебя любил. Мне кажется, что даже, может быть, до нашего знакомства…
____Она не отвечает. Смотрит вдаль, в окно.
____— Ты помнишь, ты давал мне имена? Какие-то смешные, глупые, на некоторые я обижалась. Я, знаешь, иногда их вспоминаю. Нет! Не произноси их, мне будет очень больно. И если ты этими же именами звал других женщин, это тоже мне не говори. Я даже думать не хочу, что то, что было лично для меня, ты мог бы применять и к прочим.
____— Так, как тебя, я больше никого не называл.
____— Правда? — она смотрит на него с такой надеждой, с какой ребёнок ожидает чуда.
____— Да, всё то, что было для тебя, осталось только для тебя.
____— Спасибо. Ты знаешь, что ты в этом уникален. А все эти избитые, замызганные чужими языками имена, все эти Кролики, Лисички, Кошечки — такая мерзость. Терпеть их не могла.
____Они смотрят друг на друга.
____— Мне тогда не следовало уезжать.
____— Ты знаешь, что это не так.
____— Мне следовало не глупить и тебя дождаться.
____— А что бы это изменило?
____— Когда я пожила одна, мне показалось, что ты мне не нужен. Мне думалось, что ты меня не любишь.
____— А я ведь думал так же.
____— А сейчас, Георг?
____— А что теперь? Теперь у меня жена, и в этом я ортодоксален. Но я тебя люблю, люблю настолько, насколько это позволяет моё сердце.
____— Насколько позволяет сердце?
____— Да.
____— А разве это возможно, любить кого-то в заранее установленных объёмах?

____Как хорошо, что этот текст пишу лишь для тебя, иначе я б не мог здесь привести этот прекраснейший из диалогов моего любимого писателя Онофа; меня бы уличили в плагиате или в излишнем заимствовании; но не привести его здесь, значило бы упустить одну из знаковых деталей нашего знакомства, согласись.
____— Что скажешь?
____— У меня нет слов. Это превосходно! Кто автор? — спрашиваешь ты, пока мы аплодируем артистам.
____— Оноф.
____— Я обязательно хочу его прочесть.
____— Ты не пожалеешь.
____За этой сценой следовали остальные, и они, как и положено иммерсивному спектаклю, погружали в атмосферу чужой жизни глубже, чем что-либо. Мы были здесь, в кафе, в каких-нибудь трёх метрах от актёров, мы ели, наблюдали, были частью пусть искусственного, но чужого мира.
____— Ну как вам? — спрашивает нас твоя подруга, когда квартирник их небольшого театрального кружка приходит к своему финалу.
____— Очень круто! Я забыл, что зритель, — отвечаю я.
____— Правда?
____— Конечно, — отвечаешь ты за нас обоих, — ты была великолепна в образе… как его там звали?
____— Мальчика-савояра, — подсказывает твоя подруга, подвижная, возбуждённая девушка с внимательным, немигающим взором.
____— Да! — восклицаешь ты. — И эти зуавы! Где вы только взяли все эти костюмы?
____— Ну у нас же театр! Я рада, что вам понравилось, — от души произносит подруга. — Сейчас мы закончим, и я к вам подойду, —
говорит она и покидает нас.
____Мне было лестно в этот миг осознавать, что нас уже воспринимают вместе, хотя, конечно, я тогда ещё ничего о тебе не знал, но твёрдо был уверен только в том, что хочу узнать тебя поближе.
____— Которая из сцен тебе показалась интереснее? — спрашиваю я.
____— «Две свечи».
____— Я думаю, тебе понравится Оноф.
____— А что ты у него читал?
____Я называю несколько его романов.
____— Ого, так много, — отвечаешь ты и наливаешь себе в чашку чая. — Но мне больше понравилась концепция спектакля, постановки, не знаю, как это верней всего назвать, когда всё действие происходит не на сцене, а рядом с публикой, за соседним столиком.
____Ты берёшь бумажную салфетку, чтобы вытереть оставленную на поверхности стола лужицу чая.
____— Да, это совершенно иной уровень погружения зрителей в спектакль. Однако тебя не смущает тот факт, что ты только что убила дерево?
____Твои удивлённые глаза с приподнятыми вверх бровями смотрят на меня. Я показываю на салфетку улыбаясь.
____— Нет, его убили уже давно.
____— Но ты этому способствуешь, — я улыбаюсь, чтобы явственнее показать, что это шутка.
____— И знаешь, меня из-за этого грызёт совесть, — ты отвечаешь в той же манере, шуткой на шутку.
____— Но я думаю, ты это легко переживёшь, ведь совесть — это личностный конструкт.
____— А где ты учишься? — спрашиваешь ты, приняв мои слова за афоризм.
____— Ты имеешь в виду, отпускать остроты?
____И это бонмо позволяет мне взглянуть в твои глаза. Я помню, как долго смотрел в них. И ты смотрела на меня, никто и никогда так не смотрел, как ты тогда. И после, много лет спустя, пройдут года, другие женщины, но никогда никто не будет так смотреть, как ты тогда. Ты не испытывала, ты интересовалась мной. Навряд ли я тебя очаровал, но зацепил определённо. А многие из женщин, это я узнал потом, пытаются проверить, испытать мужчину. Перед тобой я был, кем был, и я не подстраивался под стандарты твоих дум, суждений, представлений о мужчине. Любовь излавливает нас подобно тралу, и нас она тогда словила. Мы дождались твою подругу и пошли гулять. Ночные улицы, незрячие глаза квартир, хитросплетения дорог и перекрёстков, путеводители — цветные светофоры.
____Тогда и именно тогда, когда, отделавшись от общества подруги, я провожал тебя до дома, то впервые услыхал тот стук. Тук-тук. Привет! Я есть любовь! Ах, вы меня не ждали, ну что ж, вселенский хаос даровал меня тебе. Теперь тебе решать, что будешь делать ты со мной.
____Мы долго не могли с тобой расстаться на крыльце. Мы вспоминали сцены из спектакля, овации актёрам, но ни мы и уж тем более несведущие о чужих делах актёры не знали, что в тот вечер рождался не спектакль, отнюдь не театральная работа, а бóльшая заслуга труппы была в том, что нас сведя друг с другом, они рождали настоящую любовь. Я знаю, ты сейчас или смеёшься от души или удивлена, но есть явления, которые не поддаются строгому канону своих форм, они, быть может, называются всё теми же словами, что и остальные, например, «картина» и «шедевр», «рассвет» и «радость», но взгляни послушай, как они скупы эти слова на отражение того, чего хотят они собою описать. Вот также и «любовь» — лишь звук сравнительно с той магией, которая была в тот вечер зажжена меж нами.
____Что было дальше? Дальше началась логическая странность, ведь я прекрасно, может быть, не идеально, но хотя бы сносно до того жил без тебя, но вот узнав тебя в тот вечер, я уже не мог себе представить, что будущность моя будет идти отдельно. Идея фикс? Я знаю, она и есть то самое, что заставляет нас влюбляться. Я знал тебя всего лишь один вечер, но чувствовал, что мы с тобой подходим идеально. Конечно, это был мой субъективный взгляд, но и чутьё собаки схожего порядка.
____Пред тем, как мы с тобою выбрались вдвоём впервые погулять, прошла неделя. Всё это время мои мысли были заняты тобой. Я этого тебе не говорил, но вечерами я, бывало пару раз, срывался прочь из дома и бродил. Я, как цыганка, что гадает по линиям ладони, гадал по хитросплетению кварталов, улиц, перекрёстков, надеясь встретить там тебя случайно. Как было мне узнать, где повстречаемся мы снова, какой из улиц ты пройдёшь?
____Всё это для тебя сейчас звучит бредово, ведь мы тогда общались в мессенджере, и я мог просто подождать, но ты пойми, я ничего не мог с собой поделать. Мне впору было ставить градусник, я заболел тобой.


____— Вы не замёрзли?
____— Нет, нет, всё в порядке, — отвечаю я.
____Это сиделка из пансионата. Забавно, что теперь за мной ходят, будто за сокровищем, и спрашивают вечно, как моё здоровье, не хочется ли чаю, не замёрз ли я. Не знаю, как и ощущать себя в текущей роли, да и вообще какая это роль? Больного? Старика? Или человека благородной крови, которому по умолчанию положена прислуга?
____Я вглядываюсь через ночь в пространство мреющего под луною моря. Мне, знаешь ли, всегда хотелось жить вот так у моря. Не быть на отдыхе, а именно быть занятым каким-то делом. Вставать и видеть море, ему улыбаться или хмуриться в зависимости от того, какой сегодня у него настрой, и делать своё дело. Теперь пусть небольшой отрезок времени, но я так живу, уж лучше так, чем только ездить по путёвкам.
____Однако, кого родила земля, тот счастья не найдёт на море. Я оборачиваюсь и смотрю на огоньки подсвеченного пансионата. Играет пьяное фортепиано, в такт ему звучит бодучая перкуссия пивных бокалов, не все, кто пребывают здесь, с орфанными заболеваниями, и потому для части постояльцев здесь находиться в радость. А ведь давно известно, что для радости толпе необязателен какой-то подвод. Скорее даже ей необязательно какое-нибудь осмысление. По нашим венам и артериям всё время бежит кровь. Она, по сути, кормит человека. Вся наша кровеносная система — жизнь! Пусть рондо, замкнутый, однообразный круг, но ты его нарушь — и жизни нет. Навряд ли они отмечают то, что сердце их качает; просто чествуют насыщенное и полноценное существование. По сути, это то же самое, но только более простая форма осмысления бытия.
____— Быть может, что-то нужно? — спрашивает вновь участливо сиделка.
____— Нет, нет, всё и так прекрасно, не беспокойтесь, — вновь отнекиваюсь я и отмечаю про себя в который раз, что сервис здесь на ять.
____Чуткая старательная женщина, мне даже несколько досадно, поскольку она моя соотечественница, и ей немало лет, она мне в матери годится, а за такую службу, как у неё, берутся не от лучшей жизни.
____Я вновь бросаю взгляд в темноту спокойного, размеренного моря. Мне хочется вдохнуть и ощутить ноздрями его свежесть, но ветра нет, и даже ночью стоит тёплая погода.
____Вот грани настоящего, за ними прошлое, — я снова погружаюсь в строчки — пустой, заброшенный и обветшалый дом, который населён лишь только призраками, но больше некуда идти, и я, бездомный, возвращаюсь в него снова на ночлег. Мне в нём уютно, несмотря на то, что очаг его уже не греет так, как раньше, в нём можно развести огонь, — но разве тёплый он — нет в доме этом прежнего уюта, гуляет ветер в выбитых, зияющих провалом осени оконных рамах, скрипит пол, и протекает крыша. Но до чего же он мне близок, в нём было прошлое моё, в этих стенах поныне есть отметки счастья: следы висящих некогда картин, продавленные в полу мебелью отметины, разбросанные тут и там предметы, и даже, может быть, укромны частички запахов тех дней.

____Но вот другая сцена.
____Мы сидим в закусочной. Известная по всей планете сеть вредного фастфуда, писать её название здесь было б лишним, ведь ты-то её помнишь, а у меня имеется предубеждение, что её название, употреблённое здесь всуе, испортит стиль и атмосферу книги, как дешёвый продакт-плейсмент портит фильм.
____Моя рука с особым трепетом держит тебя в объятиях, наш маленький союз расположился в тесном, но уютненьком алькове. Ты ешь мороженое и даёшь попробовать мне шоколадный коктейль, я помню, слишком приторное яство, но мне на это наплевать, ведь в перерывах между потреблением сластей, мы целуемся. О, сладкое блаженство! Я даже помню, как ты не могла мне отвечать на поцелуи, твои губы не хотели слушаться, они всё норовили улыбаться, и ты силилась их усмирить, обязывая слиться в поцелуе, но они, проказники, всё только больше улыбались, не давая насладиться страстью.
____— Мне нравится с тобою целоваться, — сказала также непосредственно ты, как открывается ребёнок. Не удивлюсь, если узнаю, что в тот миг ты под столом болтала ножками.
____Я не ответил ничего, просто улыбался. Мы были так с тобою влюблены, что попросту могли смотреть друг на друга и ничего не говорить. Ты знала, я был полностью твоим. Мне было больше ничего не нужно. Сидеть с тобою рядом и смотреть в твои глаза. И не было секунды, чтоб они мне ни сияли имманентным светом. Я, кажется, как будто заразил тебя, и каждый раз, когда ты видела меня, они сияли. Ни у кого и никогда я более не видел столько счастья, как в твоём миндальном взоре в эту упоительную пору. Забавно, ведь тогда я полагал, что взор твой будет гореть вечно, излучая нежность даже в гуще мрака. За эту глупую оплошность я себя спустя года простил, всему виной тогда было vertigo.
____Слетали листья, пришла осень, шли дожди, и мы с тобою обнимались под деревьями и козырьками. Дешёвые кафе и улицы были прибежищами, в которых выплавлялись наши чувства. До этого ведь я любви не знал, ты тоже. Не то чтоб до того мы не имели отношений, они были, но любви определённо мы не знали. Всё это было баловство, а между нами становилось всё серьёзно. Сходились, словно пазл, в единую картину наши чувства, интересы, устремления, идеи и тела. Бывает, кто-то говорит: между мужчиной — женщиной необязательно наличие единых интересов, но для меня эта взаимность была непременной. Мне нужен был не только, выразимся так, соложник, но и друг, который мог бы быть всегда с тобою, который не предаст, который будет рядом, который будет делать то же, что и ты, не будет гребовать твоими пусть наивными, смешными, бестолковыми мечтами. И горе, что ты была всем этим; когда бы я ни знал такого счастья, как у нас с тобою, быть может, всё сложилось бы иначе, но я знал. В том состоит и горечь, и отрада.


____Вот новый диапозитив. С тобою мы идём по тёмной сырой улице.
____— Извини, конечно, возможно, ты скажешь, что это не моё дело, но мне кажется, что оператор в банке — это совсем не то, что тебе подходит. Точнее, ты способен на большее, если тебе нравится анализ закономерностей, экстраполяция, как ты сказал, — высказываешься ты прямолинейно насчёт моей работы.
____Я сообщил тебе, что я учусь на финансиста в захудалом институте, а между сессиями занят тем, что консультирую клиентов банка и осуществляю операции, для проведения которых, выразимся так, как есть, не нужно быть интеллектуалом. Что проку ходить в галстуке, рубашке, когда ты только младший клерк?
____— Да, понимаю, но сейчас я только учусь. Кто возьмёт человека без диплома, да и к тому же которого нужно несколько раз в год отпускать на сессии?
____— Я понимаю, — говоришь ты, уже аккуратнее подбирая слова, — это просто, к слову, о перспективах.
____— Я понял, — отвечаю я, почёсывая подбородок.
____Мы переходим к другой теме, но твоя уверенность во мне, намного большая, чем моя собственная, селится где-то глубоко в моей душе. Все люди так или иначе хотят большего, к чему-нибудь стремятся, но далеко не каждый день встречаешь человека, который верит в тебя больше, чем ты сам. Я рос в провинциальном индустриальном городе и не мог себе представить, что это возможно, работать как-нибудь иначе, чем руками; конечно, я всегда стремился к знаниям, но за светом от учения всегда стояла тень некомпетентности, отсутствия реальной практики, и потому я сам себе казался самозванцем, который только заявляет, что способен зарабатывать умом, а на деле без понятия, как это делать. Труд умственный являлся для меня абстракцией, тем, чем занимались люди в книгах или фильмах, но никак не в настоящем мире. Когницию мою определял круг моего общения, который-то и был той замкнутой чертой, не позволяющей расширить взгляд на мир и вещи, а ты так отличалась, что переворачивала догмы. Уже через неделю после нашего знакомства я узнал, что ты учишься в консерватории, заканчиваешь кафедру фортепиано. Я этим был невероятно удивлён. Ещё через неделю я узнал о том, что ты не только играешь на фортепиано с шести лет, но также и поёшь, и это обстоятельство мне объяснило природу чарующих интонаций в твоём голосе.
____О музыке и музыкальных инструментах ты могла рассказывать часами. Я спрашивал тебя о них, а ты мне объясняла. И вот спустя, наверно, месяца, ну скажем, три-четыре ты впервые позвала меня на выступление оркестра. Я в жизни до того на исполнение классических произведений не ходил, конечно, слушал Генделя и Баха, но чтобы слушать их не в записи, а в исполнении оркестра, я до того умом не доходил. В тот вечер стало для меня открытием, что на скрипке играть можно не только с помощью смычка, но и пальцами — пиццикато. Я помню, как тебе об этом рассказал, и ты над этим очень весело смеялась. Конечно, ты росла в другой среде, в среде, где дети выучиваются играть по нотам раньше, чем у них созреют клетки Пуркинье. Но несмотря на то, что с малых лет ты с головой была погружена в искусство, ты всё равно была такой же, как и я, провинциальной девушкой, живущий на окраине большого мира, в среде, где часто говорят: «Не прыгай выше головы», — и заверяют, что на праздник жизни мы не вхожи. Теперь над этим рассуждая, я всё больше прихожу к тому, что именно смешение настолько разных интересов помогло нам, изменившись, стать, кем мы хотели. Мы так стремительно учились друг у друга, что на постижение того, на что в отдельности бы нам потребовались годы, у нас ушли лишь месяцы.
____Уже зимой я вёл с тобою разговоры нетипичные для прошлого меня. Вышагивая по замёрзшим тёмным улицам, мы долго-долго говорили. Да, из всего, что делали мы вместе, мне больше нравилось, когда мы говорили. Но обсуждая что-то, мы нередко спорили, ведь у меня всегда была своя позиция, а ты из-за своей упёртости назло мне не хотела уступать, а если у тебя имелось мнение или, скажем так, предубеждение, то его разрушить было также сложно, как моё. Но в целом мы любили споры, если те касались не заурядной житейской темы, а велись о чём-нибудь возвышенном, научном, важном; мы часто спорили о том, о чём иные люди даже и не говорят.
____— Ну и какой инструмент тебе больше всего нравится?
____— Юпитер восьмой, — отвечаю я.
____— Какой? — ты смотришь так, как будто я произнёс бессвязный набор слов.
____— Roland Jupiter-8.
____— Это ещё что такое?
____— Легендарный синтезатор.
____— Нет, я говорила про классические инструменты, про академическую музыку.
____— А я не хочу выбирать только из классических. Мне нравится «Юпитер». На нём творилась вся космическая музыка восьмидесятых.
____— А мне орган.
____— Орган? А я думал, что фортепиано.
____— Фортепиано тоже. На самом деле я даже не знаю из чего выбрать. Понимаешь, орган не просто так считается королём музыкальных инструментов. Это величественный классический инструмент, у него невероятное и многогранное звучание!
____— Наверно, — соглашаюсь я, поскольку никогда орган не слышал, но всё ж предполагаю, что имею представление о том, что это за инструмент, — у фортепиано всё же более ограниченная функциональность.
____— Если ты про звучание то, да, у органа оно богаче за счёт разнообразия регистров, но как на органе ты играешь самостоятельно, так и на фортепиано, чего не скажешь о твоём «Юпитере».
____— А кто, по-твоему, играет на «Юпитере»?
____— Слушай, там половину за человека делает автоаккомпанемент и арпеджиатор.
____— Но это современные возможности, и глупо их не использовать. Да и вообще, по-твоему, у «Юпитера-8» был арпеджиатор?
____— Не знаю, но какая разница? У современных «Юпитеров» он явно есть.
____— Вот поэтому они и лучше, — упираюсь я.
____Твои глаза вспыхивают праведным гневом.
____— Как компьютер, но не как инструмент.
____— А ты готова насмерть защищать свой рояль.
____— Конечно, никому нельзя обижать фортепиано, — произносишь нежно.
____Я останавливаюсь и смотрю в твои глаза. Мир замирает, существуешь только ты. Чтоб ты могла полнее ощутить всё то, что чувствовал я в то мгновение, скажу метафорически, что ты в подобные моменты приковывала к себе всё моё сознание точь-в-точь, как концертмейстер первых скрипок приковывает внимание аудитории, играя соло в инструментовке на романс фа минор 5 Чайковского, когда нет ничего другого, прочих инструментов, существует только одна скрипка, ты ощущаешь лишь один смычок, играющий на струнах, нет, не инструмента — самого искусства. Я думаю, что это ты понять и ощутить сумеешь. Конечно, в следующий миг я тебя целую в губы, это была предсказуемая кода.
____— А кто твои любимые пианисты? — ты не унимаешься.
____— У тебя такие вопросы, на которые не так просто ответить.
____— А ты как хотел? — ты улыбаешься.
____— Ну что-нибудь попроще.
____— Ну кто? Скажи, — ты требуешь.
____— Ну, наверно, это… пусть будет Манзарек.
____— Я так и знала! — ты почти кричишь. — Повторюша!
____— Почему?
____— Да потому что это я тебя познакомила с The Doors.
____— И что с того? Теперь мне из-за этого нельзя выбирать Манзарека в свои любимые пианисты?
____— Вообще-то он не пианист.
____— А кто?
____— Клавишник, но не пианист.
____— А какая разница?
____— Что значит, какая разница?
____— Ну он всё равно играет на клавиатуре, на клавишах.
____— Это большая разница!
____— Не спорю, но я хочу выбрать Манзарека.
____— Ладно, но я думала, что ты назовёшь кого-нибудь другого. В конце концов играть на синтезаторе не одно и то же, что на фортепиано.
____— А кого мне следовало назвать, Гленна Гульда?
____— Хотя бы. А спроси меня, кто мой любимый пианист.
____— Я знаю кто.
____— Но всё равно спроси.
____Я обожал, когда ты так канючила.
____— Ну и кто же твой любимый пианист?
____— Святослав Рихтер, — ты расплываешься в довольнейшей улыбке.
____Приятные воспоминания, не правда ли? Но я их привожу здесь не за тем, чтоб смаковать. Поясняю, каждая воспроизведённая здесь ситуация, на мой взгляд, — реперная точка. Возможно, это опрометчиво, предполагать что, выстроив по этим точкам нашу жизнь, мне удастся побороть дискретность, описав всё в точности, как было, ничего существенного не забыв, однако сколько ни искал, я не нашёл альтернативы для того, чтоб полностью реконструировать то время и те чувства, обладая в настоящем лишь отрывками из прежней жизни.
____Конечно, после фрагмента нашего с тобою счастья, я не в силах обойти и то, как мы с тобой лежали вечерами в темноте и слушали какие-нибудь песни. Мы пребывали в темноте и наслаждались музыкой, друг другом.
____Ты помнишь день: мы возвратились с зимней улицы в пустую тёмную квартиру, был декабрь. В то время ты нередко оставалась у меня, затем и вовсе вскоре ты ко мне перебралась. Я был единственным ребёнком и с пятнадцати рос без отца, которого убило электричеством на производстве. Тебе же непременно нужно было выбраться из скученной семьи, живущей в крошечной квартире. Помимо матери с отцом в двух комнатах жила не только ты, но младшие сестра и брат, и бабушка твоя в придачу. Поэтому ты обожала у меня бывать, особенно когда мы закрывались в моей комнате, как будто прятались от остального мира. Отрадой были те часы, когда лишь нам двоим принадлежала полностью квартира.
____Мы только что-то пришли из магазина, прихватив оттуда свежий хлеб, половинку шара вкусного насыщенного сыра, виноград, не помню, что ещё…
____— Давай не будем включать свет, — сказал мне в темноте твой голос. — Подойди.
____Я подхожу и обнимаю тебя со спины. Ты смотришь вдаль на улицу, в окно. Час поздний, холодно, дороги залиты скользким стеклом, но тебя очаровали струящиеся через дорожку света от фонарного столба снежинки. Пересекая полосу, они только на миг искрятся, вспыхивают маленькой, но яркой жизнью, как комета. Снежинка падает, пересекает полосу от фонаря, улавливает предназначенный ей луч, вспыхивает, и на том кончается её красота.
____— Смотри, после того, как она вспыхнет, из неё уходит жизнь, — ты говоришь, пространно глядя на ночной пейзаж. — Что, если снег, снежинки — это души? Души капелек воды. Зимой же вся природа умирает. Умирают травы. Так почему зимой не может также умирать вода? Что, если снежинки — это только призраки? Нет, серьёзно. Не смейся. Даже для всего живого в этих каплях нету жизни. Разве может растение насытиться снегом или льдом?
____— Да, может быть, они и призраки, — мне передаётся твоё настроение. — Но если так, то тогда весной всё это обязательно воскреснет.
____— Да, но вот сейчас… сейчас повсюду смерть…
____Ты не любила зиму.
____Всего-то несколько минут, и мы с тобой уже в постели наслаждаемся друг другом. Я чувствую запах твоих духов, упругость тела и то, как хочется тебе быть ближе. Где-то в космосе играет The Doors, ты обожала заниматься сексом под звуки синтезатора Манзарека и нервный голос Моррисона. Мне нравилось губами ощущать горячий жар от твоей шеи. Мне нравилось, когда ты гладила моё тело, водила по нему руками. Мне нравилось, когда моя рука спускалась ниже на тонюсенькую ткань твоих трусов, и я под ней пальцами ощущал твоё желание меня, податливую мягкость. Мне нравилось быть ближе, но всё же медлить, не входить в тебя. Скажи, что это не было блаженством! Скажи, что я не радовал тебя! Я знаю, дорогая, так не скажешь, ведь тогда ты говорила: «Я люблю тебя». Я отвечал тебе: «А я хочу тебя». Ты говорила: «Я и так твоя!»
____Потом лежали мы, укрывшись пледом, кусали свежеиспечённую и оттого тугую корку хлеба; не резали, откусывали поочерёдно, разделяли меж друг другом хлеб, как это символично, поэтично, просто клёво; закусывали ломтиками сыра, запивали чаем, хотя сейчас мне видится, что лучше к хлебно-сырному блаженству подошло бы пиво, но мы с тобою были так юны, что его тогда не пили, нам не хотелось, было хорошо и без насыщенного солодом напитка.
____— Можно я обниму твою ногу? Одну твою ногу, а не тебя всю.
____Ты, улыбаясь, отвечаешь: «Да».
____Я сползаю вниз и крепко прижимаюсь к твоей ноге.
____— Теперь другую, — я прижимаюсь к следующей и крепко её обнимаю, — я руки обнимать не буду, только ноги. В руках у тебя нечего обнимать, они такие худенькие.
____Ты смеёшься.
____Вот так с тобою мы лежали если и не сотни, то десятки раз. Горел ночник, и я смотрел в твои осенние глаза, промокшие в прохладе серых дней; они хотели, чтоб их согревали. И видно, в ночи те, на той кровати, звучащие из колонок голоса сделали своё дело. Они мне беспрестанно говорили о любви и вере: «Reach out and touch faith». И сам того не понимая, протянул я руку к ней. Я прикоснулся к вере, я в любовь поверил.
Ты помнишь, сколько песен показал тебе я? Мне даже интересно, когда теперь тебя вдруг спрашивают-де, откуда знаешь ту или иную песню, группу, фильм, ты отвечаешь безликое, брезгливое: «С ними меня бывший познакомил». А может, вовсе применяешь эллипсис и отрезаешь: «Показали»… Или всё же произносишь моё имя? Очень сомневаюсь, что последнее. Ведь суть любого умолчания, а равно как и эвфемизмов, стереть любую память о существовании того, кого не хочешь вспоминать; а что надёжней в этом деле, как не вычёркивание имени из лексикона вовсе?
____Но ты прости меня за этот всплеск, за эти сантименты. Мне просто помнится, как ты по отношению ко мне была нежна, как было время, ты меня любила. Ты для меня, конечно, прошлое, но то, которое всё время здесь со мной, сейчас. Забавно, но мне кажется, будто эта фраза взята из аннотации к какому-нибудь неизвестному роману.
____Все эти воспоминания — лишь ядовитая и капающая ртуть, и снова они вытекают через пальцы рук моих и падают на пол, я наклоняюсь, всматриваюсь в их металлическую сущность, видя там лишь отражение того, что было.